-- Говорила мне баба Дуся: "не лети на свою Циндавру, внучек, живи на земле! Будешь нам с дедом огород копать..." И чего же я, дурень, ее не послушался? Давненько, правда, это было. Два с полтинником тысячелетия...
-- Кто-кто тебе это говорил? -- переспросил Джон.
-- А мой дед Кирилл, туговатый на оба уха, когда первый раз услышал, что я отправляюсь к Проксиме Центавра, передал бабке: "наш внучек пойдет с каким-то Максимом за цинковой тарой..."
-- Куда-куда он пойдет?
Антонов поглядел Джону в глаза и увидел в них мутные воды разума. Лицо капитана и впрямь постарело на десяток лет, а густая рыжая борода поблескивала сединой. Когда он был настоящим капитаном, он никогда не задавал глупых вопросов.
-- Знаете что, коллеги, -- произнес после неких раздумий Александр. -- Мне кажется, нас здесь ожидает не умственное помешательство, а медленное отупение и поэтапная деградация интеллекта.
Но пока еще страшное пророчество Антонова не сбылось, космоплаватели (имеет еще смысл называть эту троицу столь высокопарным термином) продолжали свою работу. То есть плетение каната. Стремление покорить вершину горы стало для них чисто спортивным интересом. Но покорение всяких вершин в большом спорте связано с немалыми трудностями. И эта -- не исключение. Чем выше они взбирались, тем меньше было там растительности. Деревья вовсе исчезли, и канат тянули от кустарника к кустарнику. Большая его часть лежала просто на земле, что вызывало огромные трудности при передвижении. Приходилось гнуться в три погибели, чтобы нашарить его рукой. Впрочем, самой глобальной проблемой в этом проекте являлось то, что на склоне горы абсолютно не росли лианы. За ними постоянно надо было спускаться к подножью, набирать целую охапку и, корчась от усталости, карабкаться опять наверх. Даже в зрячем состоянии вся эта работа выглядела бы адским наказанием, а если еще ничего не видеть вокруг... Тут действительно, по слову Антонова, начнется "поэтапная деградация интеллекта". Плавать в океане абсолютной тьмы, опускаться на его дно и пытаться карабкаться к поверхности -- все это занятие для железных нервов. Впрочем, отбирая в космос первую звездную экспедицию, руководители проекта искали людей прежде всего с самой устойчивой психикой. Даже умственные способности или физическая подготовка были на втором плане.
Но вершина горы, если до таковой вообще суждено добраться, являлась для экипажа "Безумца" единственной возможностью обозреть черный мир с высоты и дать себе, наконец, окончательный ответ: есть здесь разумная цивилизация или ее нет.
Через двадцать или тридцать рабочих смен Джон сообщил, что на склоне больше нет никакой растительности: ни травы, ни кустарников. Лишь один песок с мелкими камнями, который постоянно осыпается и заставляет съезжать вниз. Джон бил себя в грудь и клялся, что если он смог покорить планетную систему далекой звезды, то не покорить эту сопку просто не имеет морального права. При работе на склоне сильно пачкались и рвались комбинезоны -- последняя память об их космической миссии. Запасного комплекта одежды разумеется не было, и когда кто-нибудь приходил с очередной смены, то в первую очередь разглядывал свою одежду. У всех она стала почти черного цвета, Джон шутил: "небесного цвета". Швы в разных местах начали расползаться, и перспектива остаться голыми, как праотец Адам, никого не радовала. Они уходили в Зону небытия словно в глубокую мрачную шахту, а свои замызганные комбинезоны давно уже называли робой.
Однажды Вайклер, вернувшись со своей смены, сообщил удручающую новость. Он достиг тупика. То есть, дальше прокладывать канат, и вообще -- дальше двигаться, нет возможности. Они залезли в какое-то ущелье, со всех сторон которого одни крутые скалистые обрывы. Тогда было принято решение развернуть канат в сторону и попытаться пробраться к вершине с другого направления. Были в их работе и обманчивые радости. Тот же Вайклер как-то сказал, что склон становится более пологим и удобным для ходьбы, гора как бы закруглялась. Все в один голос воодушевленно запророчили: "это вершина! еще немного усилий, и мы там!" Усилий приложили массу, но гора вдруг снова и с еще большей крутизной пошла вверх. То был лишь небольшой уступ на ее массивном теле.