Но вот что любопытно: когда раздвинутые ноги английского воина прижали к земле его окровавленные ладони, когда вражеский меч уже был занесен над головой, а из-под медного шлема зияла мимика триумфа, -- именно в этот момент Минесс прошептал:
-- Странно, дождь уже закончился... А я и не заметил.
Предвечная Тьма покровительствовала Англии не меньше, чем другим миражам. Она покрывала ее густым слоем мрака, словно защитным панцирем. Более того, Непознаваемый отвел ей какую-то особую роль в устройстве черной вселенной. Ибо Англия со всех сторон омывалась водами: теплыми и прохладными, тихими и нередко бушующими от злобы. Здесь шла вечная война между землей и атакующими ее отрядами волн. Война, не имеющая ни начала, ни конца, ни побед, ни поражений. Демиург этого загадочного мира словно дал острову наглядное знамение: подобно тому, как суша и море ведут между собой непрестанную вражду, и количество их побед равно количеству поражений, -- так и Англия обречена на вечные склоки с окружающими ее миражами. Не стать ей никогда властительницей мира, но и не суждено быть полностью опустошенной.
В летописях записано, что полвечности назад этот огромный остров покорили швайды, норды и фины, создавшие в то время Альянс Холодных Миражей. Англия находилась под гнетом иноземцев целых шесть эпох: платила им дань, работала на чужих сюзеренов и не имела собственного короля. Потом явился Робин Смолл, неутомимый вояка и народный любимец. Он-то и сплотил вокруг себя отряды таких же отчаянных мужей. Нет, они не стали поднимать никакого освободительного движения. На нескольких кораблях они переправились к берегам Скандии, проникли в Хельсинки и перерезали весь город: не оставили в живых ни одной души. Но это была лишь зажженная спичка, воспламенившая целый пожар. Тевтонцы в союзе с рауссами, видя, что холодная столица пала, немедленно заключили союз и уничтожили весь Альянс. Немногочисленные остатки его армии -- те, которые находились на порабощенном острове -- впали в такой страх, что любой англичанин, даже самый робкий, мог без проблем подойти и перерезать горло любому фину или норду.
Робин Смолл так и не стал королем, его предательски убили. И началась династия Вальетти, далеким отпрыском которой являлся хорошо известный Эдуант.
Все это было, было, было...
Теперь Англия и Альянс Холодных Миражей -- ближайшие союзники. Так уж устроена политическая мораль черной вселенной. Друзья и враги здесь так часто меняются местами, а слагаемые "навеки" союзы так часто дробятся трещинами лютой ненависти, что один человек может смело говорить другому: "
Огромных размеров каменная голова надменно торчала из земли. Ее горящие глазницы прожигали тьму и были видны за много миль за пределами Велфаста. У иноземцев, кто впервые имел возможность взглянуть на архитектурное чудо мироздания, поначалу возникало жуткое ощущение, что голова вот-вот пошевелится, моргнет железными ресницами. Следом пошевелится земля, и из-под нее, брызгая в разные стороны глыбами глины, восстанет великан. Осмотрится вокруг. Вытащит свой меч. И меч этот без труда сможет достать до небесных костров, повергая их на землю...
У Эдуанта, явно не отягощенного проблемами жизни, как всегда бал... Очередная оргия веселья в нескончаемой цепи себе подобных. Тронный зал был переполнен народом. Тут и знатные лорды, и высшие офицеры армии, и даже духовенство не прочь потрясти своими провонявшимися рясами. Цветами живого благоухания, несомненно, являлись дамы. Их яркие наряды создавали в толпе приглашенных цветную мозаику. И мозаика сия постоянно меняла свой орнамент, как в калейдоскопе, который прокручивают вокруг своей оси. Эдуант любил наблюдать с высоты своего трона за танцующими парами, за праздными смеющимися толпами и за гордыми одиночками. Он выискивал в лорнет симпатичные мордашки и, если открывал среди них новую, тотчас приказывал их познакомить.
Эдуант был верен своему имиджу. Самым любимым занятием для него было и оставалось поражать придворных каким-нибудь своим новым платьем. Вот и сейчас он вышел на блистающий слегка зашарканным лаком паркет, капризно махнул рукой, и музыка тотчас стихла. Никакая музыка не смела отвлекать людей от его персоны.
Король лукаво улыбнулся, поправил белые локоны парика и произнес свою неподражаемую фразу, которую весь двор обхохатывал за его спиной:
-- Ну... как вам моя индивидуальность? Моя неповторимая изысканность и утонченность? -- говоря это, Эдуант слегка поворачивал туловище, чтобы все заметили эти замечательные изумруды, инкрустированные в пояс. Яркое атласное платье короля словно горело страстью. Его расцветка шла волнами по всему телу, то охлаждая чувственность, то вновь возбуждая ее.