Солнечное знамя

Задержавшие ее пограничники на пограничников, как бы, и не походили. Они были до смешного похожи на Индиану Джонса: шляпы с полями и узкими бирюзовыми ленточками на тулье, куртки схожего покроя, хоть и не кожаные, а темно-зеленые, обветренные загорелые лица… Разве что кнутов ни у одного не было — зато были бухты веревок на поясах, которыми они ее скрутили так ловко, что ей вспомнилось смутно знакомое слово «шибари» — и вместо пистолетов — короткие мечи в ножнах. Впрочем, она успела рассмотреть, что мечи эти — точно такие же стреляющие, как у эльфов. Тоже верно: зачем людям нужно бросаться с голой сталью на выстрелы?

— Мест нет, — мрачно произнес солдат, стоявший у перегородившей коридор стальной решетки.

— Что значит — «нет»? — возмутился конвоир.

— Это то же самое, что «есть», только наоборот. Сегодня под утро привели семейство Коста.

— Опять?! Может, их пристрелить уже, а?

— Это как хочешь, а сегодня они все камеры заняли.

— И что делать?

— Ну, можешь спеть. Можешь сплясать.

— С девчонкой что делать, я спрашиваю?

— В твоем возрасте уже надо знать, что делать с девчонками…

— Вонс!

— Двадцать пять лет Вонс…

— Командир сказал: девчонку — в камеру!

Вонс всерьез задумался. Скорее всего, он и до этого думал над вопросом, куда же дать Алиону, просто придурялся, поддразнивая конвоира.

— Давай ее к Седому отведем, — наконец предложил он.

— Отличная мысль. Двое нено… странных — в одной камере.

— К Коста я ее не пущу.

— Покусай тебя эльфы, веди к Седому.

* * *

Камера походила, скорее, на гостиничный номер. Ну, пусть недорогой гостиницы, но — гостиницы. Никак не тюремная камера.

Две кровати по краям, стол с лавками — у окна. Да, вот оно, главное отличие — окно. Широкое, застекленное, решетка присутствует, но выкрашена в белый цвет и не сразу бросается в глаза.

На кровати слева лежит, прикрыв глаза шляпой, человек в черном долгополом пальто. Из-под шляпы свисают длинные седые патлы, отчего появляется ассоциация с Ван Хелсингом. Не тем, который Хью Джекман, и не тем, что Мел Брукс (и уж точно не с Интегрой), а с тем, который Энтони Хопкинс. На появление нового постояльца «Ван Хелсинг» никак не отреагировал. Наверное, спал.

— Сейчас поесть принесу. Будешь есть?

Есть? Алиона задумалась. Когда она ела последний раз и хочет ли есть сейчас? Нет, есть более насущные вопросы:

— Где мой Зай?

Солдат явственно скрипнул зубами. Этот вопрос он сегодня слышал уже раз… много.

— В лазарете твой Зай.

— Он жив?!

Алиона повернулась к солдату так резко, что тот слегка отпрянул, положив ладонь на рукоять меча.

— Жив, жив… Только без сознания. Теперь довольна?

— Да, — Алиона широко и счастливо улыбнулась. Солдат при виде этой улыбки почему-то занервничал.

— Откуда вы такие только взялись?

— Из Зеленой Рощи.

— Ага, коне… — солдат осекся, глядя на безмятежное лицо девушки, — Правда, что ли?

— Правда.

— И… как там?

— Мне не понравилось.

* * *

Обед действительно принесли. Приличная порция незнакомой жидкой каши, желтого цвета, с маслом и кусочками мяса, в округлой стеклянной миске. Темный, почти черный чай в большой стеклянной кружке. Сладкий. Холодный. Объемистая ложка. Из того же стекла, прозрачного, с желтовато-зеленым оттенком. Стекло почему-то не звенело при соприкосновении, а стучало.

Алоне казалось, что она не сможет съесть ни крошки. Но съела все. Наверное, потому, что крошек тут не было.

Чувствуя приятную сытую тяжесть в желудке — а также, что кто-то невидимый подвесил к ее ресницам гирьки — девушка облизнула напоследок ложку, посмотрела на кровать и поняла, что если ляжет на нее, то сразу уснет. А спать нельзя: она еще не видела Зая.

Посмотрела на соседа. Тот никак не реагировал на происходящее, не шевелился. Дышал.

Алиона протиснулась мимо стола, надежно прикрепленного к полу, и выглянула в окно.

Отсюда открывался замечательный вид на хозяйственный двор. По которому вальяжно бродили куры, похожие на пушистые шары на меховых ножках. Солдат, показавшийся чем-то знакомым, прокатил тачку с горкой золотистого зерна. Из дверей каменного сарая высунулась длинная, ярко-рыжая морда. Которая могла бы принадлежать какой-нибудь лисе, если бы не вполне узнаваемый пятачок. Следом тихонько выбрался обладатель пятачка, рыжий голенастый поросенок, который осторожно покрался на высоких ногах к калитке, закрывавшей выход со двора.

— Ах ты, морда эльфийская!

Поросенок понял, что провалил проверку на скрытность и, заливисто хрюкнув, рванул по прямой. Солдат бросил тачку и кинулся наперерез.

Алиона увидела у солдата нашлепку пластыря на разбитом носу и смущенно отвернулась, вспомнив, откуда его знает. Села за стол, подперла голову руками…

И уснула.

* * *

— Не зли дознавателей, — учил солдат девушку, проводя из камеры обратно в допросную, — Спросят — отвечай.

— Хорошо, — кивнула Алиона.

Может, обед, может, мягкая кровать — на которую она перебралась глубокой ночью, осознав, что спит, уронив голову на стол — может, то, что она знала, что с Заем все в порядке, а может и чувство безопасности — или все это вместе — привело ее в состояние примирения с окружающей действительностью.