— Пойду подышу нормальным воздухом, — бросил напоследок Леви, — а то этот пахнет гнильцой.
— Опять он ведёт себя, как обиженный ребёнок, — пробубнила Ханджи, когда дверь за Леви закрылась. — Какой же проблемный парень.
Леви прошёл несколько свободных коридоров, пересёк насквозь комнату управления, спустился на пару этажей вниз по металлическим гулким ступеням лестницы и вышел к нижним ярусам манежа. Он нередко сюда приходил, чтобы побыть наедине с собой и отдохнуть от людей. Это было так странно: место, забравшее у него семью, дом и шанс на относительно нормальную жизнь, теперь стало единственным, которое могло утешить его больное сердце. Оно хранило в себе много воспоминаний: людские голоса, взгляды, улыбки, смех и слёзы. Оно впитывало в себя всё это, будто губка пролитую воду, а затем тонкими струйками возвращало человеку то, в чём он так отчаянно нуждался, — память прожитых дней, его успехи, его ошибки, приобретения и потери. Здесь пересекалось прошлое и настоящее, вплеталось друг в друга тонкими серебристыми нитями, создавая невесомое, практически невидимое покрывало. И каждый, кто хоть на мгновение заглядывал в эту обитель, приносил с собой новую нить, чтобы та стала частью большой общей истории.
Леви вышел из тени прохода и прищурился, спасая глаза от яркого искусственного света прожекторов. Он не видел солнечного света уже несколько недель, а может, и месяцев. Запертый в этой огромной белой клетке, Леви потерял счёт времени, дни сливались один с другим, формируя один огромный бесформенный ком. Только часы и искусственное цифровое солнце настенных дисплеев, сменяющее такие же мёртвые луну и звёзды, напоминали, что время не остановило свой ход. Леви прошёл к бортику, обвёл глазами площадки и глубоко вдохнул. Нос уловил горький запах сигаретного дыма, взгляд замер на мужской фигуре, облокачивающейся на стеклянный бортик и затягивающейся тонкой белой сигаретой. Самокрутка из табака далеко не первого сорта — запросто можно было определить это по резкому, нетипичному запаху, — такие сейчас курили только те, у кого было не так много денег, или же отбитые на голову фанатики, застрявшие во временах, когда люди ещё носили с собой бумажные документы. Одним из таких был Кенни; Леви с детства помнил эту вонь — даже когда мать доживала свои последние минуты, в тёмной сырой комнате, над кроватью с иссохшим маленьким телом, клубился тяжёлый серый дым, а тонкие и длинные мужские пальцы стряхивали пепел с тлеющего кончика сигареты на пыльный провалившийся пол. Прошло двадцать с лишним лет, а ничего не изменилось. Правильней было бы не обращать на этого человека внимания и просто отойти подальше, но два образа наложились друг на друга, ненависть к одному перешла к другому, и слова сами полились рекой.
— Здесь нельзя курить.
Мужчина обернул к нему своё заросшее светлой бородой лицо.
— Прошу прощения? — растерялся тот, явно пребывая глубоко в своих мыслях.
— На Арене запрещено курить, — повторил Леви, кривя носом. — Хотите затянуться — поднимайтесь наверх или используйте ла́кос.
Лакосом называлась небольшая капсула, заполненная жидким никотином, которая закладывалась за щёку или под язык. По мере таяния капсулы во рту, никотин медленно проникал в кровь, даря человеку чувства расслабленности и спокойствия. Он был разработан одной из мировых табачных компаний около двенадцати лет назад. Имея в своей линейке десятки различных вкусов, лакос не только стал альтернативой горькому курительному табаку, но и довольно быстро вытеснил его с рынка. Но, по мнению Леви, он был такой же дрянью, как сигареты и жевательный табак.
Мужчина взглянул на сигарету в руке.
— Ох, прошу прощения, лень было подниматься на поверхность, думал, успею тихонько выкурить одну. — Он затушил кончик сигареты о стекло и запульнул окурок в глубь трибун. Леви тихонько цыкнул. — Не говорите никому, хорошо?
Мужчина поправил круглую оправу очков и почесал ухо. Аккерман всмотрелся в его лицо и задумался: а не о нём ли Эрвин рассказывал?
— Вы здесь недавно, да? — уточнил Леви. — Не видел вас раньше.
— Это мои первые игры. Никогда раньше в подобном не участвовал, а тут друзья подначили, говорят: «Попробуй, будет весело».
— И как, было весело?
Мужчина обратил на Аккермана пронзительный взгляд и улыбнулся странной, довольной улыбкой.
— Очень, жаль только, моя команда не вышла в финал, было бы ещё интереснее. Ах, я же не представился. Моё имя Зик, рад встречи с вами, Леви.
Кажется, слава бежала впереди него. Аккерман недовольно скривил губы и, бросив неприязненный взгляд на протянутую мозолистую руку, ответил на крепкое рукопожатие.
— Ничего, может, повезёт в следующий раз, — вяло приободрил Леви.