Эрен посмотрел на свою вытянутую руку и закрыл глаза. Он вспоминал прошлое. Мамины медовые глаза, её тёплую улыбку и запах свежеиспечённого хлеба из дешёвой «грязной» муки, который она пекла по воскресеньям в старой проржавевшей духовке. Отцовский мягкий голос с небольшим нетипичным говором, его ловкие руки и радостный смех, когда очередной пациент благодарил его за оказанную медицинскую помощь. Он вспоминал счастливые лица соседей в трущобах, сладость перезрелых груш и звучащий десятками различных голосов базар. Но вопреки ожиданиям, эти воспоминания не приносили успокоение, они лишь ещё больше нагоняли тоску по безвозвратно ушедшим счастливым дням. Эрен открыл глаза и встал с кровати, стараясь не напрягать травмированную руку. Поддерживающую повязку он уже снял, но кости всё ещё не срослись до конца, причиняя тупую боль при резких и неаккуратных движениях. Эрен немного постоял в тишине общего зала, а затем покинул жилой блок. Он бесцельно бродил по запутанным белым коридорам, изредка сталкиваясь с сотрудниками Арены. Сначала он подумывал о том, чтобы попросить кого-нибудь отвести его ненадолго на поверхность, чтобы немного подышать воздухом и вспомнить прикосновение прохладного ветра, но подумал о том, что вид тёмного живого неба только наполнит его сердце болью одиночества, и отбросил эту идею. С каждым днём, прожитом на Арене, Эрен всё сильнее чувствовал себя зверем, запертым в огромной клетке, которого люди забавы ради заставляли сражаться с себе подобными. Он пришёл сюда, чтобы обрести свободу, но казалось, с той поры верёвка, обмотанная вокруг его тела, ещё больше сковала его движения. В Зимнем саду царил полумрак, по-прежнему слышался перелив воды в работающем фонтане, а на стенах сверкали тысячи звёзд. Эрен проходил мимо безмолвных растений в горшках и невесомо касался их бархатных листьев — единственный клочок природы среди бездушных белых стен. Они, как и он, стали пленниками людских желаний.
— Я ждал тебя, — раздался голос из темноты.
В одной из диванных зон показался силуэт. Человек сделал несколько шагов вперёд, и голубоватый свет дисплеев осветил лицо Райнера.
— Ждал? — Эрен подошёл к нему. — Почему ты был уверен, что я здесь появлюсь?
— Не был, — возразил Райнер и предложил Эрену присесть. — Просто предположил, ведь в каком-то роде мы с тобой похожи. Как рука?
— Почти зажила, спасибо. Так что ты хотел?
Райнер в нерешительности замялся, будто собирался сказать самую ужасную новость на планете. Он посмотрел Эрену в глаза и наконец собрался с мыслями.
— Поговорить и извиниться за случившееся с тобой и твоими друзьями.
Что ж, это действительно стало сюрпризом. Извиняться сейчас перед ним было всё равно, что просить прощение у своего сокрушённого врага, совсем не то место и не та ситуация для этого.
— И где же твоя честь воина?
— Воина? — переспросил Райнер с круглыми от удивления глазами. — Послушай, Эрен, мне правда очень жаль, что так вышло, но нас так воспитали. Знаю, звучит как оправдание, но это действительно так. — Райнер вздохнул и сплёл пальцы рук, опустив голову вниз. — С самого детства я не видел ничего, кроме сражений. Нас учили побеждать, слепо следовать приказу и никогда не отступать. И я, и Бертольд с Энни были рождены лишь для того, чтобы стать частью этого. У нас не было выбора, наше будущее было определено ещё до нашего рождения. Я не желаю тебе зла, но я не могу противиться этому.
Эрен опешил, он даже не представлял, о чём тот говорил, но всё же уловил в его словах то, с чем был абсолютно согласен.
— Райнер, я понятия не имею, что ты хотел этим сказать, но кое в чём ты был прав, — Эрен показал ему свою метку на руке, — у Меченных никогда не было выбора. Я был слишком самоуверен, посчитав, что смогу что-то изменить. Они обещали мне свободу взамен на победу в этих играх. Они говорили, что я избавлюсь от проклятия Меченного, если превзойду всех. Гонясь за мечтой, я подверг Микасу и Армина опасности — единственных дорогих мне людей. Ты не должен передо мной извиняться, потому что виноват во всём я один. Микаса с Армином доверяли мне, но я подвёл их.
Эрен хотел сказать ещё что-то, но запертые внутри слёзы наконец вырвались наружу. Эрен несколько раз моргнул, пытаясь избавиться от плёнки на глазах, и тяжело вздохнул. Прижимая больную руку к туловищу, он встал с дивана. Странно, но этот короткий разговор будто вдохнул в него новую жизнь. Райнер помог ему сказать то, в чём он боялся признаться самому себе. Пожалуй, одна из самых сложных вещей в мире — признавать свои ошибки.
— И ты всё ещё веришь им? — поинтересовался Райнер. — Веришь, что они дадут тебе свободу?
— Не знаю, — честно признался Эрен. — Но я хочу им верить. Я хочу верить, что в этом Богом забытом мире ещё остались честные люди. Спасибо, Райнер, ты помог мне прийти в себя.
— Я рад, — улыбнулся тот.