Солнечный ход

Так что связь есть. Отрицательная. На Бога не надейся. Потому и не плошай. Ничего хорошего нас не ждет, если сам Бог уязвлен нашими успехами. В результате такой экспертизы грядущему веку предвещена чума.

Как спасаться?

«Плечом к плечу с народом».

Нет, теснее! «К заду – зад!». С юмором в заду. С нежностью на устах. И с твердостью в безжалостном сердце.

И чем нежнее ты вольешь
любовь в рифмованную твердость,
тем очевидней станет ложь
и тем бессмысленнее подлость.

То есть ни от лжи, ни от подлости не уйти. А чтобы этот фатум стал очевиден, нежно бесстрашие поэта. Жизнь впору отсчитывать заново. От нуля. Начинать приходится заново. С нуля.

«А чем помочь?»

В четырнадцать лет поэт со скучного городского тротуара мечтает «вернуться к травам»? (70-е годы на исходе).

В семнадцать лет, любуясь белизной деревенского снега и следами лосиных копыт на февральском насте, отдает себе отчет, что слякотный асфальт от снега не посветлеет, и сколь ни бежать от его проблем, возвращаться придется. (80-е уже наступили).

После сорока – «проклятые вопросы» лезут под шапку, и каждый волосок требует суда. Куда деваться? В секту? В запой? В трубу… всё в ту же – «вылететь в трубу»? (А уж новое тысячелетье на дворе).

Талант заставил выкладывать отчаяние на бумагу.

«Я знаю точно, что одна строка вернет нам всех, кого мы потеряли…»

Ах, если бы… Но если пытаться? Оттачивать слово? Испытывать его молчанием? И снова оттачивать…

«Можно словом кончать, но его невозможно прикончить».

Ни допеть песню, ни оборвать ее, ни исчерпать горечь, ни смириться с её неисчерпаемостью…

Родина, ты песня недопетая,
От которой пробирает знобь…

Знобь – знак подлинности тех чувств, с которыми оглядывается вокруг себя человек, получивший в наследство сначала «сто миллионов солнечных прозрений», а потом – в компенсацию – «пару рюмок с вашего стола».

Лев АННИНСКИЙ

Мы встретимся случайно

Мы встретимся случайно.
Что за чушь?!
Мы встретимся
по Божьему веленью.
И будет не похоже на затменье
взаимное сложенье наших душ.

1977

Память о дождях

Я помню ливень, капель суету,
кривлянье луж в танцующем саду.
Могилы близких и протяжный гром,
как скорбный марш грядущих похорон.
Мой мокрый посох – память о дождях,
сложноголосых, сверженных вождях.
Я весь оттуда, я останусь там,
идущим в ливень по пустым садам.

1979

Поколения

Бывают времена.
В них прыгнешь, ну а дна
достанут лишь пронырливые внуки,
и там, где мы предполагали глубину
и тем спасались от смертельной скуки,
они пройдут по илистому дну,
лишь до колен
засучивая брюки.

1985

Оплошность

Я обещал ему жизнь вечную
и свет, сияющий в конце,
а он вдруг выскочил на встречную
с дебильной рожей на лице.

2000

Первая любовь

Как это трудно – жить роман,
начертанный давно и точно,
искать по людям и домам
хоть два затерянных листочка,
хоть две нечитанных строки,
два неслучившихся мгновенья —
прикосновения руки
и губ твоих прикосновенья.
Опять сбывается глава.
Жизнь – это растворенье смысла
любви
на длинные слова
и одинаковые числа.

2005

Я не ушел

Я не ушел, когда мне предложили.
Не предложили даже, а вложили
мне море знаний и вселенных снов,
сто миллионов солнечных прозрений,
семь миллиардов ваших откровений.
Я не ушел, я стал молоть эпохи,
нести фигню и вашу водку пить.
Но та фигня бывала так похожа
на истину,
что покрывалась кожа
мурашками,
и к памяти ползла
доисторической,
и пробиралась выше.
А мне бы две пригоршни ваших вишен,
мне б пару рюмок с вашего стола.

2006