Солнечный мальчик

МЫ ЗДЕСЬ НАД ВАМИ (И ВСЕ НАШИ ТОЖЕ)

ГРЕТА

Вчерашний день — мертвый — неподвижно стоял в утренней памяти прайса, как вода в омуте, но что-то важное, самое главное — какая-то тонкая блестка — терялось в этой темной глубине… Он прочел записку вслух.

— Боже мой! — воскликнул леннон. — Там наши девочки!

— Нас всех забьют на мясо! — простонал ай. — Меня-то, меня! А я не гожусь для землян… — и он заплакал навзрыд.

Если и есть хоть один против ста, что можно спастись, подумал прайс, то я готов поставить на кон не только свою жизнь.

— Ведь я никакой не инопланетянин, — продолжал ай сквозь слезы. — Я просто им… — он начал икать, как перед казнью. — Я просто имп… О-о-о! — заревел он, содрогаясь от боли.

Выходка ая всех развеселила. Когда ему было плохо, он всегда врал, что он человек.

— Успокойся, — сказал фул. — Мы верим, что ты местный.

— Да! — вскричал ай. — Я местный… Я-то местный, а ты… Это вы все инопланетяне, вы — пришельцы. Прочь с моей планеты!

Лязгнул замок, и луч мрака отпечатался на полу. Полис вошел.

— Ну что, мальчики? Что, солнечные мои? — ласково заговорил он и вдруг встрепенулся:

— А где номер седьмой?!

Прайс, который в это время стоял у дымохода и не был виден, прайс, повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, подпрыгнул, перевернулся через голову и плотно сжатыми пятками обрушился на затылок сатрапа.

— Нельзя! — успел крикнуть тот, распластавшись на полу, как поломанная кукла.

Прайс перевернулся в воздухе и обеими ногами поразил полиса в лоб, в смертельный центр нервных окончаний. Все произошло так быстро, что никто не успел и вздохнуть.

— Теперь-то мы их сделаем! — сказал прайс, крупно дрожа от возбуждения.

Он подошел к двери и осторожно заглянул в щель. Коридор был темен и пуст.

Прайс отделился от стены и, полный желания превратится в тень, двинулся по коридору — туда, где могла быть лестница. В самом конце этого колодца, бросаясь мутными брызгами света, бледной сильфидой трепетала лампа. За спиной уже тлели сожженные мосты.

Ключом, найденным в кармане полицейского халата (таким квадратным с косой бородкой, универсальным ключом) прайс отпирал двери, за которыми томились наши. Он даже не заглядывал внутрь, а лишь подергивал ручку, давая понять, что путь свободен.

Пахло йодом, как после шторма. Лестница привела прайса в такой же коридор, расположенный над первым, и там он тоже отпирал двери, приближаясь к комнате, где, по расчетам, была грета.

В конце коридора показалась человеческая тень. Прайс отпрянул за угол и понял, что его увидели: по полу забарабанили торопливые шаги. Прайс бросился обратно к лестнице. Двумя пролетами ниже кто-то поднимался, простужено кашляя и матерясь. Прайс кинулся вверх по ступенькам и, пробежав два этажа, попал в узкий неосвещенный проход под самой крышей. Быстро продвигаясь наощупь, он слышал множащийся шум погони: из-за угла метнулся сетчатый свет фонаря; они были уже близко; они настигали его…

Прайс нащупал металлическую скобу и надавил на нее. Дверь поддалась, и он очутился в небольшом помещении, в центре которого на цементном постаменте работал электромотор. В шахте лифта слышались приглушенные шорохи, будто кто-то переворачивал огромные листы бумаги. Прайс прыгнул на крышу лифта, и его сразу понесло вниз.

Оставаться в лифте было безумием, и он сразу нажал на первую попавшуюся кнопку. Лифт остановился, двери открылись, прайс вышел и — оказался посередине большого светлого зала, полного народу в халатах, грязно-белых и ядовито-зеленых…

Несколько полицейских кинулись к нему. Прайс выбросил вперед руку, и чья-то металлически твердая челюсть наткнулась на его кулак. Прайс прыгнул вперед, упал на руки и растопыренными ногами сшиб сразу двух полисов. Цепкие руки схватили его сзади поперек живота, невысокий крепкий полис заходил спереди. Прайс сделал па-де-де и обоими ногами поразил его в желудок, но тут какой-то коршун налетел сверху, и прайс, не успев сделать па-де-труа, упал навзничь, почувствовав острую боль в позвоночнике. Проворно подбежала маленькая испуганная женщина и, не целясь, всадила ему шприц прямо в левый глаз. Руки и ноги похолодели, голова сделалась легкой, за плечами как бы возникла тяжесть крыльев, прайс энергично взмахнул ими и — полетел, все же смутно сознавая, что его кантуют, куда-то волокут и натягивают балахон с длинными, как у Пьеро, рукавами, заматывая их вокруг торса, и прочно завязывая сзади.

— Маслица захотел, маслица! — приговаривал чей-то тонкий голос.

— А ты ему мизинчик, мизинчик! — поддразнивал другой, еще более тонкий.

— Узнает, как таблеточки в унитаз! — свистнул кто-то уже на последней ультразвуковой волне…

Прайс очнулся на кушетке, в ярко освещенной комнате, в позе сидящего эмбриона. Онемели руки, плотно стянутые полотном, и он почти не чувствовал их, будто был безруким, как настоящая птица. Перед ним прохаживался невысокий крепенький полис; увидев, что прайс открыл глаза, он оживился и подскочил к столу.