Он замолкает и продолжает с мягкой улыбкой: - Я в России в армии служил, видел Москву, Ленинград... Очень мне там понравилось. Россия в идеале - страна справедливости. Про это вся великая русская литература написана. Понимаете? Я об этом и на уроках своих говорю. Хочу, чтобы дети учили русский язык, читали книги по-русски. Чтобы не рвалась культурная связь с Россией. В этом для меня, учителя в далекой азербайджанской глубинке, большой смысл! Россия должна, наконец, повернуться лицом к нам, помочь решить конфликт с армянами именно по справедливости... Разве я не прав? Вы же сами слышали от живых, реальных людей, сколько мы претерпели!..
Они говорят и говорят... И так до самой машины. До прощания. Я вижу: спутник мой растроган неподдельной искренностью собеседника. Я вижу: Алладина печалит расставание с неожиданно обретенным на краткий миг близким по духу человеком...
Милах исчезает в заднем стекле обзора нашей "Нивы", а мне все чудятся поднятые в прощальном взмахе руки милахцев. Их добрые напутственные слова. Эрих задумчив, и я не мешаю ему. Тем более что и мои мысли, впечатления и воспоминания тоже требуют молчания. Весь обратный путь мы почти не разговариваем. А вокруг в закатном солнце - желто-красная, розовая, зеленая складчатая земля, темнеющие силуэты гор, острые скалы, рыжие стада коров, возвращающиеся домой с пастбищ. Дымчатое небо на горизонте.
- Где же эта дорога, по которой двигались переселенцы-армяне из Ирана в 1828 году? - спрашивает ме ня Эрих уже на повороте к Нахчивану.
Я прошу водителя остановить машину, и мы выходим на обочину пустынного шоссе. Стоим и смотрим в сгущающихся сумерках в направлении Джульфы, в сторону невидимого отсюда Аракса. Как будто ждем: вот-вот покажутся верховые, а за ними - пестрый обоз, кибитки, ослики, подводы... Прозвучит высокий голос трубы. И история пойдет по-другому...
ГЛАВА 4
Коварство и любовъ
На Эриванскую крепость опустились сумерки. Уже пригнали домой стада, но густая ржавая пыль, поднятая копытами животных, еще висела в воздухе, где-то блеяли заплутавшие овцы. В этот вечерний час город казался совершенно пустынным. С гор наползала темнота, и тонкий молодой полумесяц как будто зацепился за ее край. С минаретов далеко разносился гортанный призыв муэдзинов к намазу. Со стороны реки пеленой стлался туман.
Быстрая легкая тень закутанного в плащ человека, мелькнувшая на пересечении улиц, скрылась за поворотом и скоро опять появилась на новом витке взбиравшейся в гору узкой улочки. Здесь были задворки города, та его часть, где за высокими каменными оградами находились хозяйственные постройки и сады. Человек в плаще, видно, торопился добраться до нужного места, пока не наступила полная темнота. В ночное время в сплетении эриванских улочек и тупиков можно было легко заблудиться. Никто не видел его, только кое-где подлаивали собаки, уловив чутким ухом шаги чужака, хотя тот старался двигаться бесшумно.
Вот еще поворот, еще... Маленькая глухая дверь в стене, едва различимая, почти слившаяся по цвету с камнем, подсказала: он достиг своей цели. Осторожно оглянувшись по сторонам, человек надавил на дверь, и она открылась, впустив его в большой сад, полный вечерней свежести и запахов цветущих деревьев. Он словно попал в другой мир, отрезанный оградой от пыльного грязного города.
"Эдем..." - прошептал человек и замер, вдохнув полной грудью, завороженный красотой сада и журчанием арыка, протекающего под деревьями. Но он позволил себе расслабиться лишь на короткий миг. Откинув с головы капюшон, прислушался, зорко вглядываясь в ту сторону, где расположились жилые строения, и нырнул в заросли кустов у самой стены, затаился.
Вскоре непроницаемая тьма опустилась на город. Лишь кончик серебряного рожка месяца изредка вы глядывал из-за туч, и тогда сад озарялся мягким светом. Резко похолодало, но пришелец не чувствовал этого. Он был весь ожидание.
Вдруг послышались отдаленные мужские голоса, замелькал свет фонарей. Человек в кустах буквально вжался в землю. Голоса приближались. Впереди шли слуги с фонарями, а чуть поодаль были различимы три фигуры. Наконец, удалось разобрать слова.
- ...прекрасный дом, уважаемый Самвел. И сад... Не хуже, чем у тебя в Мараге... Я твои опасения понимаю, но надо обдумать, хорошенько обдумать... Я уже семью перевез... Невозможно возвращаться, Самвел.
Басовитый голос твердо возразил:
- Все, что тяготит мое сердце, я вам откровенно высказал... Решайте. Пока наши поместья в Персии остаются за нами, надо возвращаться. Что этот дом, Акоп! Здесь жил чиновник Гасан-Хана... И те дома, которые получили вы с Меружаном, тоже принадлежали магометанам... А остальные наши, где поселились? В жилищах магометан, которые откочевали на летние пастбища... Что будет, когда они вернутся по осени? А вдруг вспыхнет вражда? Неужели они смирятся с потерей своих домов и земли?