— Заткнись, Сиг! Мне уже все равно. Эта крошка Иезавель убила Теллифера! Женщина! Убийца… мучительница… дьяволица! Слезы! Да — крокодиловы. Это ее козырь. Даже не представляю, кто еще сюда пожалует. Может, и никто. Может, они со старой каргой, которую я видел, последние из проклятого племени. Пятьдесят ли их осталось или тысяча, избавьте меня от этого: малышка Сьюзан заправляет этой бандой! Нам всем дорога на небеса. По одному или скопом. Без разницы. Но ее мы заберем с собой! А она смышленая. Подальше от меня держится. Если б не это, я бы… Но ладно. Она опять нас освободит. Она верит, что ползучее страшилище способно ее защитить. И вот тогда… — Голос мстительного журналиста перешел в зловещий шепот. —
Опять пришла ночь, а с ней и молчаливая разносчица пищи с корзиной, полной фруктов, и кувшинчиками с водой. Как и раньше, она пришла одна, но с одним отличием. В первый раз она протягивала узникам еду, подходя вплотную, словно знала, что они ее не тронут.
Сегодня она принесла с собой еще одну корзину, поменьше. Она наполняла ее из первой перед каждой камерой и без улыбки протягивала пленнику, дожидаясь, пока тот не протянет руки из треугольного оконца; до ее рук было не достать. Корзинка опустошалась и отдавалась обратно, чтобы другой пленник тоже мог получить ужин.
Все это говорило о том, что девушка понимает, как на нее злятся. Но, кроме этого, ничего в ее манерах и поведении не поменялось. Ласковые и печальные глаза по-прежнему лучились невинностью.
Она шла вдоль дверей, но за ними царило молчание. Она никогда не показывала, понимает ли, что обращаются именно к ней. Слова были излишни. А то, насколько разнились ее действия и внешняя доброта, потрясало до самой глубины сердца.
Мелькни в ее взоре насмешка, искривись уголок детских губ в коварной улыбке, и происходящее, каким бы ужасающим оно ни казалось, стало бы немного легче перенести. Но ничто не говорило о ее порочности. Кажется, она искренне им сочувствовала. Ее совесть будто оставалась чиста, хотя ей было больно видеть их в оковах и думать об их приближающейся гибели. Грустно, очень грустно, что мир столь жесток и беспощаден, а четверо сильных мужчин сходят с ума от беспомощности, отдавшись на милость хрупкой юной девы!
Уэринг и впрямь приблизился к самой грани безумия. Всепоглощающая скорбь после страшной смерти друга наполнила его яростной ненавистью, против которой были бесполезны самые убедительные аргументы. Угрозы Уэринга в адрес девушки не были пустым звуком!
Глава 13
УЖАСНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Прошел час, и вновь вокруг жертвенной ямы закружился причудливый церемониальный танец узников и надзирателей.
Однако между первым и вторым ритуалом ощущалось различие. Заключалось оно не только в сократившемся до четырех числе пленников, но и в том, что эти пленники двигались со странной осмотрительностью, не спуская друг с друга глаз.
Растерянно моргающему Отуэю приходилось полагаться лишь на стюарда: тот предупреждал его об опасностях и указывал путь. Молодого Сигзби больше не увлекал «танец естества». Не выдавая своих целей, они с Уэрингом молча вели дуэль атак и защиты.
Девушка еще у камер будто почувствовала угрозу и прошла мимо Уэринга к Джону Б., переложив на него обязанность освободить себя самого и товарищей. Последний стал первым, а первый — последним, отчего в конце, когда дюжий корреспондент покинул камеру, всем своим видом говоря о недобрых намерениях, между ним и его мишенью оказались три человека.
Чуть раньше между друзьями разразилась перепалка. Смерть нависла над ними, но не помешала квартету перессориться. Уэринг принялся беспричинно обвинять всех в предательстве, но наткнулся на холодный отпор Отуэя, чьи встречные обвинения привели к активному противостоянию. Естествоиспытатель слышать не хотел об убийстве женщины: у Уэринга нет права лишать остальных даже малейшей возможности спастись этим вечером.
Корреспондент был вынужден угрюмо согласиться. Но он отказался поручиться за свое дальнейшее поведение на центральной площадке. Там, если он все же нападет на танцовщицу, его, конечно убьют. Но пока чудовище на него отвлечется, остальные смогут воспользоваться «призрачным шансом выжить» — и сбежать.
К компромиссу прийти не удалось, потому что в самый ответственный момент доносящаяся из флейты Пана мелодия прервалась. Все мгновенно поняли намек и поспешили вслед за девушкой к площадке. Хотя больше не было сказано ни слова, решимость Уэринга никуда не исчезла.
Танцовщица, как и прежде, двигалась так, словно рядом никого и ничего не было. Ужасающие, ни на секунду не прекращавшиеся вращения колец вокруг нее могли бы с тем же успехом быть бесплотными клубами дыма. Разгневанный, ослепленный желанием мстить великан, следивший за изящными движениями девушки налитыми кровью глазами, словно не существовал для нее.
Но молодой Сигзби не сомневался, что угроза реальна.