— Я приняла, — парировала я. — Я не брошу тут вас, чтобы бежать по делу политика. Не когда Роза такая.
— Ты отказалась бы, даже если бы Роза была здорова, — возмутилась Лила. — И ты хорошо знаешь, что она сказала бы тебе за такое. Она сказала бы, что ты ошибаешься.
— Я пытаюсь уберечь нас, Лила. Что будет, если я уеду, и люди из города прибудут в каньон?
— Если люди из города… — начал Седж и притих.
Я повернулась к нему.
— Если люди из города что, Седж?
— Если они будут искать, — сказал он, глядя недовольно, но решительно, — они будут искать тебя, Ларк, не нас.
— Вы — сбежавшие рабы.
— Но на твою голову назначена цена, — сказала Лила. — Мы не стоим поисков, а ты — да. И если ты в каньоне, они арестуют всех нас. Но если они найдут детей и пару инвалидов…
— Вы попадете в телеги.
— Ты слушаешь, Ларк? Люди пытаются остановить телеги. Я не буду делать вид, что нет шансов, что что-то пойдет не так, но ты получила лучший шанс дать нам безопасность, и ты отказываешься. Какие деньги он предлагает? Уверена, этого хватит, чтобы всем нам хватило на новую одежду и безопасный путь из пустыни.
— И карета выбросит тебя на улице в Снейктауне или Тессо, и ты не будешь лучше, чем сейчас, еще и будешь одна.
— Я буду ближе к дому, — сказала она.
— Это дом.
— Нет, Ларк, — ее карие глаза сияли от света костра. — Это для тебя проблема, да? Ты стала считать это мертвое место в пустыне тем, что осталось тебе в мире? Нет. Послушайся того парня, возьми деньги и построй себе что-то новое. Или боишься отойти от маленькой иерархии, которую ты построила, где ты — наша королева?
Я смотрела на нее, она скривила губы.
— Лила, никто не заставляет тебя тут оставаться. Если ты так думаешь, можешь идти, куда хочешь.
— Не могу, у меня нет денег. И я не пройду дальше скал, — она указала гневно на свой живот. — Ты знаешь, что у меня идет кровь уже восемь дней? И не струйкой, а сильно. Сгустками. Восемь дней. Я испортила запасную попону, ведь спала с ней между ног.
— Почему ты мне не сказала?
— А что бы ты сделала? Ничего. И если я злюсь, то это из-за того, что ты отказываешься принять, что один из нас скоро умрет. Если не Роза…
— … и не маленькая Уит, то это буду я, Ларк, — резко закончила она. — И если слушаться тебя, так и будет.
— Это не так.
— Докажи, — парировала она.
Стало тихо. Молл все еще напевала за моим плечом.
Я повернулась к Седжу.
— Ты тоже так думаешь?
Он посмотрел на Розу, сжимая ее ладонь.
— Нам нужна помощь, и нам предложили лучший вариант, — он поймал мой взгляд. — Мы с Лилой можем позаботиться о малышах. Особенно с припасами аристократа. Мы будем в порядке.
Мы не могли быть в порядке. Никак. Все пропало, и мы уже были мертвы.
«Ты не победишь тут. Ты недолго будешь королевой пустыни».
Я сняла шляпу и потерла лоб снова. Я впервые подумала о том, о чем у меня просил аристократ.
Моквайка, пленница в пустыне. На юге отсюда у заброшенных шахт в паре дней езды от Пасула.
Письмо с каплей воды. На грубом пергаменте. Там были слова, которые я не могла произнести, и внизу было записано имя, и одна буква выглядела не как буква. М с изгибами по бокам, как крылья.
Крылья. Не с перьями, а кожистые.
Я нахмурилась. Я вдруг вспомнила фигуру в плаще с запахом помета летучих мышей.
Ох.
Проклятье.
Я знала, где она была.
30
Веран
Что-то рухнуло на землю у моей головы, пыль отлетела мне в лицо. Я закашлялся, просыпаясь. Я приоткрыл глаза и увидел один из своих сапогов в пыли.
— У меня есть несколько условий.
— И у меня есть условие… о чем мы говорим? — я поднял голову и тут же пожалел — она снова была перед солнцем, становясь тенью.
Я потер глаза.
— Ты случайно встала спиной к солнцу, или ты намеренно делаешь так каждый раз?
— Сядь и воспринимай все серьезно. Я не хочу бить тебя при маленьких.
Я открыл глаза, прикрыл их рукой от солнца. Она была не одна — маленькая фигура почти липла к ней. Я подвинулся, чтобы меня не слепило, и сморгнул слезы с глаз.
О, Свет, земля и небо. Она держала за руку кроху из лесного народа, и она прижимала к себе мой другой сапог.
— Я спасла ее неделю назад, — сказала Ларк. — Она не говорила мне ни слова, пока не узнала ночью твои сапоги. Она… из твоих?
Девочка посмотрела на меня ярко-зеленым глазом, она выглядела как дитя из южного леса, но могла быть и ребенком торговцев у Лампиринея. Я повернул к ней ладони.
— Привет, кроха-салли. У тебя есть свои сапоги?
— Па танцует в сапогах… цепочку ромашек с мамой… с сапогами.
— Твой папа носит сапоги с бахромой, когда танцует цепочку ромашек с мамой?
Она кивнула.
— Как ты ее назвал? — спросила Ларк. — Ее зовут Салли?
— Так зовут детей — маленькие саламандры, — мы все еще звали Сусимэй салли, чтобы позлить ее. — Как тебя зовут?
— Гетти, — сказала она.
— Ты умеешь танцевать цепочку, Гетти?
Она покрутила пальцем.
— Нет, я по кругу, кругу.
— Точно, — дети часто бегали кругами, пока старшие танцевали, пока малыши еще не научились шагам. — Каким был эпитет твоих родителей?
— Щегол.
— Желтым сверкает на дереве маленький щегол…
— …пер-чик-о-ри, — закончила она.
— Я — зеленый шиповник, — сказал я.