Солнечный щит (ЛП)

Доб и три его товарища укрылись у реки и разглядывали дом из-за шалфея. Я смотрела на площадки для клеймления, глиняные дома у пещер, их крыши из соломы были красными в свете заката. Одно здание выглядело менее заброшенным — окна были открыты, а труба почернела от недавнего дыма. Земля у двери была вытоптанной, а не усыпанной прутьями от ветра, как у других домов.

— Там мулы, — шепнул Веран, кивая.

В тени занятого здания был столбик под навесом, где два коричневых мула и осел искали что-то у земли.

— Думаю, крупного я видела на прошлой неделе, — сказала я. — На нем ехала женщина, когда наткнулась на Доба.

— Что они ищут? — спросил он, глядя на Доба. — Думаешь, слышали о Тамзин?

— Не знаю, что им от нее нужно, — ответила я. — Это не похоже на Доба, он — браконьер, порой ворует скот. Он не интересовался работорговцами или дорогой, только хотел быть ближе к пастбищам на севере. Скорее всего, он хочет отомстить — у той женщины было много мешков, значит, были деньги и товары. Он, наверное, решил ее ограбить.

Веран выдохнул.

— Что нам делать?

— Ждать, — сказала я. — Посмотрим, что сделает Доб. Кто знает, может, он сделает часть работы за нас.

— Думаешь, он отпустит Тамзин?

— Нет, думаю, он может убить стражей внутри.

Он скривился.

— Я надеялся, что никого убивать не придется.

— Как же мы, по-твоему, заберем Тамзин?

— Я… не думал дальше того, как выйти из твоего лагеря живым, — признался он.

— Свет, ты вообще не думаешь наперед?

— Точно, — признал он. — Мое оправдание, что часть моего мозга не всегда работает.

Я покачала головой, и он рассмеялся.

— Хотя я могу взломать замок, — сказал он. — Это может пригодится.

— Может. Но подождем. Нужно знать, с чем мы столкнулись. Мы не знаем, один там страж или двадцать. Лучше пусть Доб выполнит грязную работу, если это возможно.

Он сдвинул платок и опустил подбородок на руки. Я подперла щеку кулаком. Крыс выбежал из-за кустов и лег между нами.

— Твой пес воняет, — сказал Веран.

— И ты вонял бы, если бы жил в каньоне.

— Наверное. Дипломатический взгляд на мир. Ты стала бы убедительным политиком. Поменяемся работой?

Я представила его тут, как его мягкость и жизнерадостность превратятся в усталость и настороженность.

— Нет, — быстро сказала я. — Но только из-за того, что ты стал бы жалким бандитом.

— Точно, — он поправил руки. — Ах, а ты начала бы международные войны ради веселья.

— Я предпочла бы лежать и есть печенье с вареньем, — сказала я.

— Без грязи на них.

— Именно.

— Почему печенье с вареньем?

— Я как-то украла тарелку еще горячих с подоконника в Горьких источниках, когда мы проходили там с ворами скота. Мы с Розой наелись ими. Вкуснее я ничего не ела.

Он повернул голову, и ухо лежало на руках. Он смотрел на меня. Выражение его лица было забавным, тихим, как звук дождя за окном. Печенье с вареньем, наверное, не впечатлило бы его. Чтобы не видеть этот нежный взгляд, я посмотрела на Утцибор.

— Там Роза потеряла ногу, — я кивнула на поляну справа от дома. Я рассказала ему о товарищах из лагеря утром во время езды.

Он повернул голову.

— Это точно было ужасно.

— Ага. Она потеряла сознание. Я держала ее, пока они отпиливали ногу. Я все еще… — я замолчала, теребя край банданы. — Думаю много об этом.

— У тебя бывают кошмары?

— Не знаю. Иногда, наверное, — я поправила шляпу. — Но Розе было хуже всего. Она потеряла ногу.

— То, что кто-то страдал сильнее, не значит, что тебе не было больно.

О, тут можно было сказать что-нибудь едкое о том, что он был маленьким философом, мудрым и благородным. Но я не смогла выдавить слова. Они замерли за банданой, и я смотрела туда, где мы сидели в грязи. Чудо, что земля там не осталась красной. Ее кровь осталась в почве?

Я кашлянула.

— Надеюсь, она в порядке.

— И я, — сказал он.

Мы снова притихли. Доб и его группа двигались вдоль берега реки к дому.

— Ларк, — сказал он.

— Что?

— Если можно спросить, как ты оказалась в Феринно, когда тебя продали в Моквайе?

— Меня продали не в Моквайе.

— Ты сказала, порт Искон.

— Да, это было в моих бумагах.

— Это не алькоранское название, — сказал он. — По крайней мере, я не слышал о таком портовом городе. Берег Алькоро слишком каменистый, чтобы выдержать что-то еще, кроме порта Джуаро и порта Аннетаксиан.

— И если ты не слышал, этого места нет.

— Я серьезно. Искон на моквайском — красные деревья. Это название первого цвета года. Исконнси.

— Но моего отца звали Палто.

— Да, и… как это произошло? Как алькоранец продал тебя в моквайском порту, а ты оказалась тут?

Я смотрела на дом, не могла понять, что было важно, а что ничего не значило. Чем больше я об этом думала, тем беспокойнее становилось — не то, что я оказалась в другом месте, но что я не так понимала то, что знала о своей жизни. Это не должно было меня удивлять. Наверное, многое было не так — корица, косы, счастье.

Я только задумалась, как услышала знакомый шелест. Небо покраснело, и в нем росло облако черных тел. Они летели из брешей в камнях, словно живой поток. Они кружили, становились громче и гуще, ловили невидимых насекомых в воздухе. Веран поднял голову с рук.

— Ого, — сказал он.