Местного чудика звали Владом. Про них со Славой и других детей со двора можно было сказать без преувеличения, что они выросли в одной песочнице. Еще до смены формата с ребенка на подростка и прилагающихся к этому пунктиков, оба парня неплохо ладили. Летом поливали друг друга водой из бутылки, носясь голышом по двору; обливаясь соком ели персики, которые мама Влада привозила с дачи и непременно угощала семью Славы; осенью бегали в резиновых сапогах по лужам и стреляли друг в друга рябиной из отрезанного от перчатки пальца, натянутого на горловину от пластмассовой бутылки; зимой смотрели дома у Славы мультики и собирали пазлы. Но с переходом из младшего звена в среднее, несмотря на то, что и так все четыре года учились в разных школах, общение постепенно сошло на нет. А единая дворовая тусовка распалась на группы по интересам, которые позже обросли новыми участниками.
Всплеск гормонов, социальный конструктор и обстоятельства сделали свое дело. Слава вымахал, перерос отца на целую голову, примерил как-то дедову бескозырку и больше с ней не расстался. Мать, не желая отставать от модных трендов, увидев на рынке точь-в-точь как в телевизоре синий спортивный костюм с двумя белыми полосками на плечах, не смогла пройти мимо. Слава вместо «Женщина, ну на что ты опять потратила деньги, не в моем вкусе» отвесил довольное «Четко» и влез в обновку, и вот уже второй год с ней не расставался. Одежда буквально так и вынуждала разбавить словарный запас резкими фразочками, сменить некоторые повадки. Пацанам и девчонкам со двора нравился такой апгрейдившийся Слава, а он нравился себе. Вот только если Славик вызывал неприязнь у старшего поколения, всюду вставлявшее ему свое «Вам бы поучиться манерам, молодой человек», то к образу жизни и внешнему виду Влада оставаться равнодушным не мог уже никто. Длинные черные патлы, зачесанные на бок, выбритый висок, мертвецки бледный цвет кожи, контрастирующий с накрашенными карандашом глазами, гвоздики в левом ухе, неизменный гардероб в темных оттенках и вечно отсутствующий взгляд — такие перемены нравились единицам и чаще всего тем, что сами не гнушались таскаться в летний зной по городу в черном шмотье.
Слава наблюдал за постепенно удаляющейся облаченной в темно-коричневый балахон спиной Влада, и то ли в нем взыграли старые чувства и тоска по беззаботно прошедшему детству без ярлыков и шаблонов, то ли последствия проведенных в раздумьях бессонных ночей сказались, но он поспешил окликнуть парня:
— Замедлись, — засунув руки в карманы спортивных штанов, Слава спрыгнул с перекладины-лесенки и зашагал навстречу жалкой пародии на восставшего из могилы покойника.
— И чего вдруг передумал?
— Не твое дело, если не хочешь чтобы передумал вновь. Шевели своими корявками.
— Как будет угодно, — ответил Влад, и Слава снова поймал себя на мысли, что по такому пресному лицу не грех и вмазать.
Они зашли во двор, бодрым шагом дошли до третьего дома и остановились у нужного подъезда. За их путем Славкина компания пронаблюдала с удивленными, ничего не вдупляющими лицами, но окликнуть или, тем более, подходить никто не спешил.
— Ну что, зайдешь? Мама, конечно, будет в шоке, ты же к нам столько лет не наведывался, но рада.
— Нет уж. Я свое дело сделал, так что открывай резче дверь и топай.
Влад тряхнул головой, смахивая волосы на бок — неотъемлемая привычка всех патлатых — и так искренне и широко улыбнулся Славе, что тот на мгновение выпал и растерялся.
— Спасибо, — открыл дверь ключом от домофона и скрылся за дверью подъезда. Слава в последний момент успел поймать ручку и юркнул следом, вот только за Владом не пошел, остался стоять на первом этаже, выждал необходимое количество времени, чтобы не казаться подозрительным, а после вышел на улицу и с непринужденным видом поплелся к своим. Будто не он только что шел на расстоянии вытянутой руки с дворовой грушей и ни разу ее не ебнул, и даже не попытался как-то задеть словом.
В этот день ребята его о чем-то расспрашивали, но Слава не помнил ни вопросов, ни ответов. Его голова было забита совершенно другими мыслями. Мыслями о своей жизни и о том, что ждет его дальше.
***
К концу подходил июль. Не сказать, что внутренняя буря Славика успокоилась, скорее приутихла, но мандраж, что охватил его вначале каникул, больше не заставлял тело колотиться, будто в ознобе. Он начал рассуждать рационально: не выбрал дополнительные экзамены для сдачи в следующем году — выбери прямо сейчас; не задумывался о поступлении и будущей профессии — прикинь подходящий для себя формат и рой в этом направлении; достали однотипные тусовки — разбавь новыми знакомствами; не можешь отличить нужные вещи от ненужных — пара дней одиночества помогут расставить все по своим местам. Однако относительная гармония, которой успел достигнуть Славик, порушилась в тот день, когда разбирая старый шкаф в прихожей и прикручивая новые полки, он случайно выронил из груды вещей пальто сестры.