Столица армян Артаксата, как называли ее греки, по преданиям была основана знаменитым карфагенским полководцем Ганнибалом. Он подсказал царю Арташату удобное место у подножья горы Арарат на берегу Аракса, он же спланировал крепость и улицы города. Артаксата была хорошо укреплена, имея одну из самых длинных крепостных стен в Азии16
, но в этом же состояла и ее ахиллесова пята: чтобы защитить стены требовалось огромное количество солдат.Цветущая долина притягивала к себе караваны купцов, одиноких путников и разбойников, город стал центром торговли, быстро развиваясь и благоденствуя. Именно поэтому Вологез решил нанести по нему удар, захватив большие богатства, унизив поражением римлян, давно отвыкших воевать и изнеженных от безделья.
Вскоре передовые отряды достигли подступов городских стен. Хосров подъехал к царю.
– Повелитель, – сказал он, – разреши, мы пойдем на штурм этих стен. Я привезу голову Сохемоса на серебряном подносе.
– А почему не на золотом? – насмешливо поинтересовалась сидящая на коне Нефтис. Ее конь вплотную приблизился к коню Вологезом так, что колено Нефтис сквозь ткань касалось колена мужа.
Хосров с неприязнью посмотрел в ее миндалевидные глаза, напоминавшие ему свернутых клубком ядовитых песчаных гадюк. Помедлив, он произнес угрюмо:
– Ервандид не достоин зваться царем, он всего лишь презренный римский слуга. Будь по-другому, имей он царскую диадему, возложенную на его голову нашим царем царей, я бы бросил его голову на золотой поднос. Конечно, только в случае предательства великой Парфии.
Нефтис наклонилась к уху мужа.
– Поручи ему штурм Артаксата, – тихо проговорила она. – Если погибнет, то для тебя исчезнет всякая угроза и Парфия почтит героя. Если победит, то лавровый венок ты наденешь поверх этой диадемы, – она коснулась украшения на голове Вологеза. – И никто не осмелиться утверждать, что победа не твоя. А Хосрова отправишь на родину, пусть доживает там свои дни.
Вологез кивнул, соглашаясь – Нефтис умела играть на его подозрительности.
Получив приказ, Хосров отправился к лучникам и вскоре тысячи горящих стрел, подобно огненным пальцам великого и могущественного Ахурамазды обрушились на город, неся через смерть добро и справедливость на эту землю. Со стороны Артаксата послышались крики, вопли, кверху потянулись черные и белые дымы, раздавались звуки барабанов и боевых римских труб, созывавших войска.
«Пусть боятся нас! – громко и величественно произнес Вологез, вытянув правую руку вперед, как бы знаменуя собой божий гнев. – Этот город ничто не спасет от нашествия сынов Парфии. Пусть нас боится не только Армения, но и Каппадокия с Сирией. Пусть нас боится Египет, куда мы однажды придем и разбудим души воителей-фараонов. Пусть трясется и молит о пощаде дряхлый Рим, ибо с Артаксаты мы начинаем войну за возвращение своих земель».
Придворные секретари и историки подъехали ближе к государю, чтобы лучше расслышать и в точности передать речь Вологеза всем жителям царства, оставить ее на память потомкам. А тем временем Нефтис в сопровождении одного лучника выехала вперед на расстояние полета стрелы до крепостных башен. Царица ничего не боялась. Она взяла из колчана стрелу, ту, что предназначалась для поджога домов, запалила наконечник от факела, с силой натянула тетиву лука и запустила ее в небо. Наблюдая за полетом огненного светлячка, она довольно улыбалась и в ее миндалевидных глазах отражались пляшущие языки пламени, выбивавшиеся вверх из-за высоких каменных стен.
К вечеру сражение было почти закончено. Вологезу донесли, что Гай Юлий Сохемос позорно бросив остатки войск, оборонявших город, бежал в Каппадокию, под защиту легионов наместника Севериана.
«Мы придем за его головой! Клянусь Ахурамаздой!» – пригрозил разгоряченный битвой Хосров. Он не погиб в сражении и даже не был ранен. Только накрашенные румянами щеки приобрели темно-багровый оттенок из-за черной сажи, медленно падающей на него с небес.
Живая собака лучше мертвого льва
Весть о вероломном вторжении парфян в Армению застала врасплох сенатора Рутилиана в Каппадокии, куда тот прибыл в гости к старому другу и дальнему родственнику Севериану, занимавшему пост наместника. Его предками были галлами, которые получили сенаторские пурпурные полосы еще в правление Гая Юлия Цезаря. Наверное, про них пели мальчишки, в то время бегавшие по улицам Рима:
«Галлы скинули штаны,
Тоги с красным им даны».
Сами галлы и их знать, считались в Риме людьми недалекого ума, слишком трезвыми и скучными. Однако они показывали известную твердость, претворяя в жизнь императорские приказы, послушание и терпение при выполнении важных заданий. Галлам можно было доверять, потому их назначали на высокие административные посты.