Солнечный ветер (СИ)

И нажал на рычажок, приведший в действие стрелу. Та звонко ударила по стене точно в яблочко, срикошетила, полетела куда-то вбок, пока не встретила на своем пути здоровенную напольную вазу — то ли реально древнюю, то ли копию, то ли стилизацию, история умалчивает. Вот ее она с грохотом и расколошматила в осколки на глазах офигевших Назара и Данилы.

И почти сразу, как им показалось, помещение заполнилось людьми — охрана, администраторы, любопытные гости. Среди этой галдящей толпы оказалось только два невозмутимых зрителя — Милана и представительница штата уборщиц, вооруженная ведром, веником и совком.

Назар суетился, объяснялся с администрацией, что-то говорил о том, что если стрелковое оружие, хоть и с тупой стрелой, в общей доступности, то надо и бьющиеся предметы из зала убирать, но не перегибал, сильно не спорил, поминутно оглядывался на Милану, слушавшую рассказ Дани о том, что папа не виноват, он же попал в цель, а стрела потом отлетела. Соглашался выплатить музею компенсацию (благо, не все деньги мира, ваза и правда оказалась стилизацией, а не оригиналом каким-нибудь из пятнадцатого века). Потом его уволокли из зала на административный этаж, где ему выписали квитанцию, по которой надо было сделать выплату, ему становилось все смешнее от происходящего и он в очередной раз объяснял, что надо бы и с техникой безопасности разобраться, так-то он все возместит.

В общем, вернулся на Миланкину выставку Назар спустя добрых минут сорок, готовый к тому, что сейчас и здесь получит по шапке за то, что по своему обычаю все испортил. Но, похоже, в этом зале с Миланиными шедеврами никто даже не догадывался о том, что произошло внизу, да и она сама выглядела непринужденно, будто бы все в самом деле в порядке. Не зная, стоит ли поганить ей настроение своей физиономией или уже пойти, скупить половину ее изделий и свалить домой, Назар все-таки не удержался. Решил еще раз посмотреть на нее вблизи, вот такую — счастливую и расслабленную. Потому и подошел, перехватив ее между очередными собеседниками.

— Я все решил, — проговорил он как мог беззаботно, — вроде бы, меня даже не посадят.

— Я, конечно, за тебя рада, — усмехнулась Милана, — но меня больше беспокоило, чтобы не явились какие-нибудь личности, заботящиеся о детях. Так что я тоже все решила.

— Вот черт… Да что мы такого делали-то?

— Ну вообще-то хулиганили, — рассмеялась Милана. — Там, между прочим, камеры, пришлось договариваться с начальником охраны, чтобы она случайно… сломалась. Не хватало еще, чтобы в школу сообщили.

Ее смех слегка обнадежил. Нет, заворожил. И его губы сами собой расплылись в улыбке.

— Я ему хотел на прикладном примере показать полезность истории. Короче… как обычно, — неловко пояснил он. — Где он, кстати? Испугался небось?

— Да как-то не очень. Но чтобы подумал над своим поведением, я отправила его домой. С мамой.

— Он не виноват, я же типа… поощрил.

— А он уже не маленький и должен сам думать.

— Не ругай его сильно, ладно? Лучше меня.

— Тебя уже поздно. Не исправить.

— Ну… я же все-таки немного изменился, а? Работал над собой. Ты хоть заметила?

— Хвастаться ты любил всегда, — снова улыбнулась Милана.

— А ты — меня осаживать. Если честно, то и хвастаюсь я только перед тобой.

— С трудом верится.

— Правду часто принимают за ложь… — Назар усмехнулся и вдруг понял. Она иголки спрятала. Совсем спрятала. И черт его знает, что спровоцировало — шампанское, да Винчи или разговор с любезным директором галереи, но прямо сейчас он, не иначе как сдуру, сделал еще один шаг к ней, понимая, что есть шанс не покалечиться, и совсем стирая пространство между ними. Глубоко вздохнул, наполнил грудь ее запахом вперемешку с кислородом, необходимым для функционирования организма. И выпалил:

— А если я докажу?

— Что ты изменился? — спросила она, не отстраняясь.

— Ага. И это тоже. Тебе тут долго?

— Людей еще много, а я, вроде как… хозяйка.

— Да куда они денутся? Выставка на несколько дней, ты открыла, все зашибись получилось и… и давай сбежим теперь, а?

— Сбежим? — переспросила она, глядя ему прямо в глаза. — Ты и я?

— А что такое? Мы ж не Данька, нам у взрослых отпрашиваться не надо, — прошептал Назар и протянул ей ладонь, — ты и я.

Долгое мгновение Милана рассматривала протянутую к ней руку, решаясь. Она тоже, как и он, сделала глубокий вдох, наполняя легкие им, словно собиралась нырнуть глубоко под воду, вложила в его ладонь свою и выдохнула:

— Ну давай сбежим.

Его пальцы быстро и жарко обхватили ее. Он улыбнулся ей так, как когда-то давно рудославский парень по прозвищу Кречет улыбался, виновато сообщая, что летом тюльпанов в усадьбе нет, в основном — розы. А потом, ничего не говоря, быстро повел на выход, мимо оглядывающихся людей, понятия не имевших, что только что произошло, что он чувствует.

Господи, да он и сам не знал — что. Не поддавалось описанию, никакому описанию, испытываемое. Будто бы он реку вспять повернул. Или гору лопатой раскидал и разровнял в степь. Или лес высадил тысячу лет назад, а тот по сей день зеленится. И он это видит.