Солноворот

Жерновой стал перебирать в памяти. Когда ему предоставили слово, он встал, ноги вдруг будто стали ватные, не слушались, он шел к трибуне и зачем-то нес в руках папку. Как это глупо получилось. Вышел и, уцепившись за край трибуны, глянул в переполненный, притихший зал. Сколько он тут раз выступал и с докладами, и просто так, а теперь вдруг пересохли губы. Наконец он сказал, что критика справедлива, что верно, были недостатки. Ответил кое на какие вопросы, снова, как всегда, кое-кого одернул, надо, мол, не оглядываться, а работать, и о Селезневой сказал, что она должна нести ответственность за состояние дел в области наравне с ним, и Янтареву дал справку…

В ушах его и теперь слышалось, как по залу прокатился гул негодования. Поднялся секретарь ЦК и своим окающим баском сказал:

— Неужели вы, товарищ Жерновой, не поняли всего того, что здесь произошло? Вы отбросили область по сельскому хозяйству назад. Вы должны чистосердечно признать ошибки, способны ли вы дальше?..

И опять Жерновой вспомнил, как глянул он в переполненный, настороженный зал, и хотя ему было нелегко признаться, он сказал:

— Теперь, наверное, не смогу руководить.

ухожу… — И тут же поправился: — Прошу освободить, а не снять…

— Об этом надо раньше было думать! — кинул кто-то с переднего ряда, Жерновой взглянул и увидел Дружинина.

И вот он без работы, без друзей, без семьи. Все было — и ничего не осталось. И не жадничал, кажется. Жил, не думая о себе самом. Только работа. Работа и работа. И вдруг все Полетело под откос. И должность. И авторитет. И заслуги — все, все…

А жизнь в Краснолудье. как и повсюду, шла своим чередом. По дорогам во всех направлениях двигались машины с грузами. Через Краснолудск на восток прошли первые электропоезда. золотистой звездой прочертил бледно-голубое небо очередной спутник.

Высокий человек в черном сборчатом полушубке вышел из обкома партии. И его сразу окружили люди, поздравляли с избранием первым секретарем. Янтарев жмурился от слепящего солнца, кивал головой:

— Хватит поздравлять. День уже обгоняет ночь — вот-вот и весна…

— Еще бы. ведь миновал солноворот. — отозвался Дружинин, и все как-то вдруг заговорили о новых делах, о надвигавшейся весне, которая обещала быть в этом году необычно ранней и бурной.

Миновал солноворот. Прибавилось дня на маленькую крохотку, на воробьиный скок. Но как-то сразу словно стало больше света и больше тепла. На красной стороне карнизов защебетали птицы. Дрогнули на ветвях почки. Проклюнулись с крыш первые серебристые сосульки.

Подосиновец — Киров

1958 — 1963