Читаем Солноворот полностью

— В этом повинны вы, Леонтий Демьянович, ездили-то вы туда, — потирая руки, промолвил Пекуровский.

— Ну, нет, товарищи, не будем чужие успехи приписывать себе. Тут в другом секрет: урожай в этом году у них отменный.

— Я же говорил, что им заниженную норму дали, — опять вставил Пекуровский.

— Это всегда можно отрегулировать, — заметил Бруснецов.

Мысль Бруснецова Жерновому пришлась по душе. Он окинул взглядом собравшихся и, увидев вдруг нахмурившегося Янтарева; спросил:

— Уж вы, Федор Терентьевич, опять не против ли?

— Вообще-то я считаю принцип этот с «дополнительными» не совсем правильным, — ответил Янтарев. — В годы войны, может, у нас и было основание поступать так, но теперь, теперь же другое время… Дополнительными заданиями мы не только вводим уравниловку в распределении доходов, но и главное — подрываем веру у колхозников в справедливость оплаты труда… Мы лишаем их материальной заинтересованности, и вообще мне не понятно, почему у нас такая поспешность? Уборка еще в разгаре, семена не засыпаны…

— А на что семенные участки? — спросил Пекуровский.

— А знаете ли вы, начальник сельхозуправления, что из себя представляют ваши семенные участки? Скажем, у того же Трухина? Это только фикция, что семенные. Там все посевы перепутаны. В хлебосдачу везут первое попавшееся зерно… Это же нарушение постановления, но мы не замечаем, мы звоним в один и тот же колокол: «Давай форсируй

план!»

— Уж вы це против ли плана?

— Я против произвола в планировании, Леонтий Демьянович, — уже тверже сказал Янтарев. — Решая одну задачу, мы зачастую не думаем о другой, о третьей… У нас все как-то получается разобщенно, без взаимосвязи. А ведение сельского хозяйства без этого ведь немыслимо. Сейчас идет осень… А пора уж думать и о будущей весне, о семенах… Пора думать о зимовке скота… думать о кормах, о фураже…

— О фураже вы напрасно беспокоитесь, — приподняв руку с растопыренными пальцами, словно бы стараясь оградить себя от возражения, спокойно ответил Леонтий Демьянович. — Выполним план, обратимся к министру, дадут комбикорма… помогут… И с семенами, полагаю, мы выйдем не хуже других. Не первый год живем, — закончил успокоительно он и, считая вопрос решенным, перевел взгляд на Пекуровского. — К вечеру прикиньте урожайность в разрезе районов, подсчитайте процент изъятия зерна с гектара. Что же касается знамени, будем присуждать по окончательным результатам…

23

Ночью Жерновой сам позвонил в Верходворье и. услышав голос Дружинина, первым делом поздравил его с успешным выполнением плана по хлебу.

— Неплохо у вас, неплохо, — сказал он приветливо. — Мы обсудили итоги работы, отметили вас персонально, но знамя все же решили пока не передавать. Надо подтянуть общий областной процент. Придется, товарищ Дружинин, раскошелиться — с вас пятьсот тонн причитается.

— Но позвольте, Леонтий Демьянович, — начал было Дружинин.

— Ничего, ничего, мы видели с вами — урожай у верходворцев нынче хороший. К тому же и норму в этом году мы, по секрету скажу, несколько вам снизили. Обсудите с товарищами создавшееся в области положение… Дело, конечно, не легкое, но помните, на трудностях и закаляются наши кадры. Начните, как всегда, с передовиков. Договоритесь с товарищем Щелкановым. Он депутат облсовета… Скажите, чтоб сдал минимум сто — сто пятьдесят тонн. Пусть вызовет на соревнование Кремнева. За ним пойдут и другие. Вот так… Ну что ж… желаю вам успехов…

Когда Дружинин опустил трубку, Валя, прислушавшаяся к разговору, не без тревоги спросила:

— Не в «Организатор» ли опять за хлебом?

— С них придется и начинать.

— Так и знала, — вспомнив недавний разговор с отцом, ответила с обидой Валя. — Раньше его не объезжали, а теперь и подавно…

Дружинина немного покоробили эти слова, но он сдержался, схватил со спинки стула брюки, дрожащими руками натянул их, быстро надел сапоги, пиджак и молча вышел на улицу.

Накрапывал дождик, робко шуршал по темно-бурой картофельной ботве, прихвачён-ной первым нежданным заморозком.

Дружинин не стал будить шофера, сам завел мотоцикл и, вскочив на сиденье, выехал за село!*

«Легко сказать — пятьсот тонн. Должен ведь Жерновой понимать: без хлеба колхозы не укрепишь, — думал Дружинин по пути в «Организатор». — Да он и сам в тот приезд был такого же мнения. И вдруг — новое задание! Чем все это вызвано? Ведь не требуют же с Краснолудья выполнения двух хлебных планов. Значит, это местная идея, внутреннее дело области. Какие-то районы поотстали, и вот за них приходится отдуваться другим. Почему, спрашивается, одни должны всегда идти коренными и тянуть общий воз в поте лица, а другие — плестись в пристяжке? Ведь земли-то у нас одни, машины тоже?

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Мальчишник
Мальчишник

Новая книга свердловского писателя. Действие вошедших в нее повестей и рассказов развертывается в наши дни на Уральском Севере.Человек на Севере, жизнь и труд северян — одна из стержневых тем творчества свердловского писателя Владислава Николаева, автора книг «Свистящий ветер», «Маршальский жезл», «Две путины» и многих других. Верен он северной теме и в новой своей повести «Мальчишник», герои которой путешествуют по Полярному Уралу. Но это не только рассказ о летнем путешествии, о северной природе, это и повесть-воспоминание, повесть-раздумье умудренного жизнью человека о людских судьбах, о дне вчерашнем и дне сегодняшнем.На Уральском Севере происходит действие и других вошедших в книгу произведений — повести «Шестеро», рассказов «На реке» и «Пятиречье». Эти вещи ранее уже публиковались, но автор основательно поработал над ними, готовя к новому изданию.

Владислав Николаевич Николаев

Советская классическая проза