Солноворот

Утром, по приморозку, задолго до того, как уборщица успела прибрать волнухинский кабинет, на усадьбу МТС въехали гуськом пять всадников. Впереди всех на рыжем жеребце сидел степенно Петр Щелканов, на остальных ехали колхозные шоферы. Они были не привычны к верховой езде. Неуклюже всунув носки сапог в самодельные веревочные стремена, шоферы кособочились, в душе ругая себя, что согласились ехать в такую дорогу без седла: седло было только у Щелканова, остальные тряслись охлюпкой, подложив под себя куски мешковины.

Подъехав к конторе, Щелканов не спеша слез с жеребца и, оглядывая своих нахохлившихся шоферов, все еще сидевших на лошадях, полушутя-полусерьезно сказал:

— Ну, братцы-кавалеристы, теперь среди нас молчунов не должно быть…

«Братцы-кавалеристы» сердито переглянулись и неуклюже принялись слезать с лошадей. Раскорячась, еле ступая на одеревеневшие от неловкого сидения ноги, они привязывали лошадей к коновязи.

— Будем брать только лучшие, — наставлял Щелканов. — Когда зайдет речь о стоимости, сразу кричите, сбивайте цену. Вы народ квалифицированный, знаете, что чего стоит.

— Криком разве тут возьмешь, Петр Егорович? Цены-то, наверно, райисполкомом установлены?— отозвался рыжеусый шофер, все еще не успевший прийти в себя от такого варварского, как он выразился, способа передвижения.

— Райисполком мне не резон, — самоуверенно ответил Щелканов и, уставившись на своих помощников, уже строже спросил:

— Я вас для чего привез? Для голоса или просто так, прокатиться? Установка моя такова—взять машин побольше и подешевле… Вот так. Пока никого нет, ступайте к тракторам и облюбовывайте. А я тем временем к Волнухину заскочу.

Степан Волнухин, недавно вернувшийся из больницы, заметно похудел и еще больше ссутулился. Когда Щелканов вошел к нему, он сидел за столом, завтракал.

Щелканов поздоровался, справился о здоровье.

— О здоровье чего же говорить… Расшаталось мое здоровье, — доедая суп, отозвался Волнухин.

— Да ты чего это, Степан, словесами-то угощаешь? — выглянула из-за перегородки жена. — Присаживайтесь, Петро Егорович, завтракать с нами…

Авдотья подбежала к столу, бросила на край свежую скатерку, развернула ее.

— Сейчас я глазунью приготовлю.

— Ни-ни… Ни боже мой — печень…

— Ну, тогда молочка или творожку, может, со сметанкой? У нас теперь ведь своя корова. Сынок-то вон потребовал молочко…

Щелканов снял полушубок и, пригладив торчком стоявшие на затылке волосы, подсел к столу.

— Оно, конечно, прав ты, Степан Васильевич, и годы были крутые, и горы высокие.;.— И, словно желая ободрить его, добавил: — Теперь полегче будет тебе, круг-то работы поубавится.

— Эх ты, Петр Егорыч, — не без обиды ответил Волнухин. — Тебя бы, скажем, ликвид-нули, спокоен бы ты был, а?

— Меня не ликвидируют, я — колхоз…

— Понятно, не ликвидируют, это я к слову. Но встань на мое место… Вот сегодня, скажем, трактора передаю. Ночь не спал, все думал. Ведь тридцать ‘лет я с ними рука об руку шел. А завтра выгляну — ни тракторов на усадьбе, ни другой машины…

— Ну, это, скажу я тебе, назрелый воп

рос, — пояснил Щелканов. допивая стакан чаю. — Давно у меня эта думка была. Еще до войны я мечтал о том, чтобы иметь в руках свою технику.. ^ у

— Ты не меряй всех на свой аршин, — опять возразил Волнухин. — Ты, знаем, хозяин опытный, заботный… А вот, к слову сказать, как Платон Забазных? Осенью купил вон «москвича» — и, говорят, той же самой осенью угробил его. Можно доварить ему сегодня государственную технику?

— Опять ты за свое, Степан, — уже беспокоясь за здоровье мужа, вступила в разговор Авдотья. — Что тебе напутствовали доктора? Ведь ему, Петро Егорович, совсем нельзя расстраиваться. А он днем говорит о машинах и ночью во сне, как наяву, о них же тоскует. Раз руководство решило, значит, так и надо. Дадут тебе другую должность.

— Эх ты, мать тебя в редьку, — выругался Волнухин и выскочил из-за стола. — Пойми ты, наконец, разве о должности пекусь?

— Ну ладно, ладно, — стараясь успокоить Волнухина, сказал Петр Егорович. — Вверху не меньше нашего думали… В печати публично советовались. Ты вот лучше подскажи, какие трактора мне взять?

— Как какие? Те, что были у вас.

— И старье мне?

— А кому же? И новые машины дадим, и дадим такие, которые уже не один сезон работали. А ты как думал? Одних новеньких захотел взять…

— Так ты сам же сказывал, как хозяйствует Забазных…

— Тут не в Забазных дело, речь идет в целом о колхозе, о колхозниках. По-твоему, получается: делились три брата, старшему изба, среднему горница, а меньшому из угла богородица? Так, что ли? Нет, Петро Егорович, так дело не пойдет. И командовать к тому же буду не я, а комиссия. Так что извини уж…

‘ Ни о чем не договорившись, Петр Щелканов еще более обеспокоенным вышел от Волнухина.

Тем временем стали появляться председатели из других колхозов. Вскоре приехал на «газике» и Ромжин, в пальто, в пимах с галошами. Не успел он отдышаться с дороги, как его забросали вопросами:

— Как с запасными частями?

— А горючее где покупать?

— Будет пенсия механизаторам аль накрылась?