Возле хлопотливой лесной речушки огорожена свежими жердями полянка — загон для коров. Чуть поодаль, в сторонке, у коренастой, в два обхвата, ветвистой сосны, виднеется наскоро сделанный из горбыля шалаш. У шалаша — огромный пень, широкий и круглый, заменяющий стол. Над ним склонилась Галка Бельченко в белом халатике, держа пальцами авторучку с блестящим наконечником, что-то высчитывает. Рядом на пеньке сидит Дружинин и наблюдает, как из-под пера девушки появляется столбик цифр.
Покряхтывая, из шалаша вылез колхозный пастух. Повесив на плечо берданку, на ложе которой каким-то шутником был выжжен лупой девиз: «По злому умыслу — пли!» — старик
подошел к столу.
— Галина-то наша не шибко считает, — принялся пояснять он, — так вот заводную ручку приобрела, скорописку. Не пожалела и денег…
— Не мешай, дедушка, — попросила Галка и, взглянув на Дружинина, обрадованно сказала: — Опять вчерашнюю-то сводочку перешагнули.
— Обожди, не это еще мы с тобой перешагнем, — не унимался старик.
— А вы с Забазных уверяли, что коровы у вас присушливые, не молочные, — заметил Дружинин.
— То с Забазным… Теперь совсем по-другому за молоко боремся, — пояснил старик, поглаживая рукой свою тощую сивую бороденку. — Ведь другой-прочий, вроде Забазнова, о соли, может, и слыхом не слыхивал, как ее корове вздабривать. А мы, как наука диктует, промежду прочим, ее на траву с Галиной разбрызгиваем. И такой аппетит возбуждаем у коров, прямо удивительный. А тут как раз рядышком и речка. Поедят на доброе здоровье коровки — ив речку. Попьют — и опять поедят. Как тут молоку не быть? — И, спохватившись, он вдруг засуетился: — Ты что это, Галина, товарищей разговорами-то угощаешь? Принеси хоть по баклажке молочка парного.
— Нельзя, дедушка, разбазаривать, — пошутила Галка.
— От пробы молока не убудет, — ответил старик и, повернувшись, заковылял к бидону.
— Кушайте, пожалуйста, на здоровье, — вернувшись с кружкой молока, сказал он. — Холодненькое-прехолодненькое.
Дружинин взял кружку, отпил и передал ее подошедшему Игорю, который теперь работал в совхозе.
— Вы, Сергей Григорьевич, насчет автопоилок нам помогите, — попросил он.
— Обещаю, Игорь. Сейчас вот поеду к Одинцову и поговорю, может, он чем-нибудь поможет.
Простившись с Галкой и пастухом, Дружинин подхватил Игоря под руку и. направляясь к машине, спросил:
— О Клане так ничего и не слышно?
— Писала раз с дороги. Но что уж теперь об этом говорить, — ответил Игорь и вздохнул. — О сыне все думаю. Хлопотно Валентине Петровне с двоими-то?
— Наоборот, с двумя веселее, — улыбаясь, возразил Дружинин. — Они у нас такие растут братцы-звоночки… Как захожу, сразу подзывают к себе.
— Спасибо вам, Сергей Григорьевич, и Валентине Петровне большое спасибо. Не вы бы, ну чего я с ним делать-то стал?
— Ничего, все будет хорошо, Игорь, — подавая на прощанье руку, сказал Дружинин. — Через денек будем ждать тебя.
— Как же, обязательно загляну. Я вот только разберусь со своими дачниками. В совхозе не живут, а сено на наших землях тайком косят. Но я их все равно разыщу, выведу на свежую воду. Прошлый раз даже свояка Данилу Сыромятина с косой видел…
— Правильно, действуй, Игорь, — поддержал Дружинин. — Надо в землепользовании наводить порядок. — И сел в машину.
Слегка покачиваясь на мягком пружинистом сиденье, он выехал на проселок и опять вспомнил о малышах, о жене. Трудно ей приходится с ними. С одним не просто было, а тут еще и второго взяли. И сам вот все в отъезде, тоже помощи никакой. Рад бы помочь ей, но никак не приходится — дел невпроворот.
Вскоре за поворотом показалась стройка комбината. С горы она видна как на ладони. Подле дороги стояли новые домики для рабочих, ближе к реке возводились огромные заводские корпуса, правее этих корпусов, за березнячком, строились гаражи. А там, где лесная гряда чуть-чуть поднималась в гору, высились двухэтажные каменные дома, поблескивая на солнце стеклами окон, — здесь были рабочий клуб, школа, магазин.
И только старая прокопченная банька, чудом уцелевшая от прежней деревеньки, стояла по эту сторону дороги, одинокая и заброшенная. Даже доски с крыши уже порастащили, но она все еще торчала здесь как музейная редкость. Новая жизнь, во многом похожая на городскую.
властно вторгалась в этот лесной край, будила его гулом машин, скрежетом железа, по-своему брала таежную глухомань в полон. Кое-что здесь строил» пока временно — и маленькие деревянные домики, и дощатые тротуары, и насыпные дороги. Но Дружинин знал, не далек уж день, когда эти домики снесут и заменят каменными, дорогу оденут в асфальт, улицы осветят электричеством…