Солнца нет

– Самая лучшая.

– Смотри у меня, а то знаешь... – погрозил толстяк. – Привыкли тут беспредельничать, а кто-то отвечать за всё должен! – Капитан вернулся к сослуживцу.

– Всё в порядке? – спросил тот.

– Глаз да глаз, за ними нужен, – констатировал рыжий, взглянув в большое заплаканное дождём окно. – Ну и мерзкая погода, просто поганая! – проговорил он задумчиво.

Вскоре официантка подала заказ, пожелав с милой улыбкой на лице приятного аппетита.

– Какой к чёрту приятный аппетит? Работаешь тут в поте лица, а всё без толку. – Рыжий стащил с шампура шашлык. – Пашешь, пашешь, а вокруг все недовольны, еда в рот не лезет! – пробурчал Свинин жуя. – Мясо-то, небось, собачье? – подозрительно заявил мент.

– Ни в коем случае, – заверила девушка.

– Знаем мы вас «ни в коем случае»... ладно, вали отсюда, – прогнал жлобяра официантку.

Всё время молчавший напарник не хотел вмешиваться в текущий разговор, так как уже очень хорошо знал противный характер Свинина.

– А чего ты молчишь-то, Петруха? – вдруг спросил тот.

– Просто... – запнулся лейтенант.

Толстяк укоризненно посмотрел на него.

– Вот всегда ты так, Петя... не дождёшься от тебя дружеской помощи! Нет бы поддержать товарища, слово надёжное вставить... – он отрешённо махнул рукой. – Нет, Петя, не пошёл бы я с тобой в разведку.

Лейтенант понял, что срочно надо менять тему разговора, иначе и ему достанется на сухари, поэтому он ненавязчиво подал идею: «Моего друга баба вчера бросила, ушла к коммерсанту какому-то».

Свинин аж на месте подскочил, вытаращив глаза.

– Ну брат, знаешь, ну бабы это вообще!... Это вообще... всё им сукам мало! Всё им денег, бабла им давай телегами! А благодарность-то вот она, у них какая! – затараторил мент.

Напарник хотел вставить замечание, но Свинин его прервал.

– Петруха, хватит, чего разболтался? Честное слово, вот вечно ты вперёд всех лезешь, рот другим затыкаешь. Я всегда говорил, что бабы это самое гадкое, самое бесполезное существо из всего живущего на Земле. Ну, сам посуди, мозгов нет, инстинкты животные, нажраться, да задницу свою получше пристроить. А какие они все дуры, Петруха! Какие дуры! Я слова такого подобрать не могу, чтоб их умишко охарактеризовать, ум у них – куриный. Вот шмотки, да болтовня глупая, больше им ничего не надо. Петруха, вот веришь-нет, но если вдруг, я узнаю, что моя где-то там гуляет то башку отверну, своими руками, а потом пристрелю! – Свинин потряс табельным оружием. – Потвёрже с ними надо, приятель, в кулаке держать, иначе на шею сядут, суки. Ты Подушкина знаешь же, видал в чём ходит? Из мундира не вылазит, зато жена раскрасавица расфуфыренная в соболях, в перстнях, в золоте, по другим мужикам расхаживает, а он подкаблучник последний, рогами уже потолок прошиб, придурок.

– А начальство ещё хуже баб! – произнёс лейтенант.

– Да-а-а! – согласился рыжий. – Ну, наш людоед, это я скажу вообще! Это слов же просто нет, какой он урод конченный. И кровь пьёт, и по шее даёт, работаешь-работаешь, а ему всё мало, да мало! Напялил гад, погоны полковничьи и думает, мы все задницу ему лизать должны?!

Лейтенант только открыл рот, желая высказать свои мысли, но Свинин его опередил.

– Молчи, Петь! Вот всегда ты не вовремя с разговорами лезешь, привык болтать без конца, а первое правило разведчиков знаешь? Болтун – находка для шпиона! Поэтому надо тебя как-то менять в лучшую сторону!

Толстяк допил вино, подчистил еду, утёр губы салфеткой.

– Совсем я с тобой устал, Петя. Вот, до чего ты меня утомил! Я сейчас пойду отолью, а ты тут подумай хорошенько о своём поведении, безответственном. Работать надо над собой, Петруха, работать, а не шашлыки на халяву жрать у Отарчика. Стойкости они тебе не прибавят, – наставил многозначительно мент и с чувством добавил: – Вот же послал Бог напарничка! – после чего проследовал к туалету, оставив опешившего сослуживца в одиночестве.

Однако, скрывшись от любопытных глаз, Свинин, вместо того, чтоб зайти в уборную, проигнорировал её, выйдя на улицу через чёрный ход. Убедившись в том, что никто его не преследует, он миновал соседнюю улицу, войдя в двухэтажное, безнадёжно заброшенное здание. Кругом был чудовищный мусор, страшные облезлые стены, исписанные праздношатающимися подростками, на полу среди рванных газет, бычков и осколков отставшей штукатурки сидя ел пожилой бомж, воняющий старыми лохмотьями, которые служили ему одеждой.

– А ну, вставай, тварь! – приказал капитан.

Бродяга ошарашено вскочил, боязливо озираясь: «Неужели, опять малолетние фашисты?» – пронеслось в его голове, а вслух крикнул, ещё не видя, кто перед ним. – Не бейте меня, не бейте!

– Пошёл отсюда, сволочь! Чтобы я рожу твою здесь больше не видел! – проорал мент, пнув мужичка, тот, простонав, поплёлся прочь. – И дружкам своим передай, чтоб не совались, а то головы поотшибаю! – пригрозил вслед толстяк.