Электрический свет покрывал всю комнату, ласково касаясь изгиба обнажённой спины китаянки, она, лёжа на животе, учила свои лекции. А её мужчина прикрытый одним синим полотенцем на талии, сев за рабочий стол, разложил перед собой приобретённые вещи: карту с маленькой страницей. Может быть, в другой ситуации Евгений неотрывно любовался бы роскошными формами азиатки и гладил густые смоляные локоны на аккуратной головке, лёжа рядом, но теперь ему не давали покоя подчёркнутые неровной линией таинственные слова на вырванном листе из деяний святых апостолов: «Но ангел господень ночью отворил двери темницы».
– Чертовщина какая-то... – пронеслась мысль в голове репортёра.
«Ангел... почему? – ему сразу вспомнился знакомый ангел. – Темница... причём она здесь? С какого боку начать отгадывать эту загадку? Возможно, всё станет ясно, если я соединю воедино обе подсказки?! – Меньшиков устало отёр рукой лицо... – Понятно что надо сделать. Завтра как только улажу все дела в библиотеке, не буду терять время. Сразу отправлюсь на эту маленькую экскурсию».
Ласковое прикосновение женской руки отрезвило Евгения, он даже вздрогнул от неожиданности.
– Что-то случилось, дорогой? Ты так напряжён сегодня? – обеспокоилась китаянка, заботливо на него смотря. Меньшиков расцеловал её ладошку.
– Просто обстоятельства такие, детка. Не обращай внимания, это пройдёт.
– Хочешь, я приготовлю тебе особенный чай, успокаивающий? – улыбнулась девушка.
– Давай, – согласился Евгений, и Донгмэй ушла на кухню.
Журналист взяв в руки мягкий карандаш, принялся неосознанно водить им по большому блокнотному листу. Получился тяжёлый образ неизвестного человека, держащего весы правосудия на вытянутой руке.
– Неужели судья такой? – сам себя спросил художник, всматриваясь во властные каменные черты лица с давящими глазами. Он снова не заметил, как прекрасная китаянка вернулась, поставив перед ним поднос с чайничком и пиалами.
– Что за жуткий портрет? – удивилась она, взяв блокнот.
– Какой человек, такой и портрет, детка, – ответил задумчиво мужчина.
– Пожалуйста, спрячь его, он похож на демона, – попросила Донгмэй.
– Не думай о нём, милая, – сказал Евгений, порвав рисунок в клочья. – Давай забудем обо всём на свете? Давай жить лишь этими минутами и не вспоминать о всяких неприятностях.
Глава 40
Шёл белый день, небо как в плохом гуашевом рисунке рассекалось длинными полосами облаков. Солнце нехотя посматривало на городской сквер, находящийся рядом с Лермонтовской библиотекой, никак не способное прийти к нужному решению: светить ему дальше или уйти за облачные кулисы окончательно. Молодая хрупкая девушка в задумчивости гуляла по тропинке, ведя перед собой коляску с младенцем, аккуратно запелёнутым. Малыш вышел, красив на личико, жаль только что он был не настоящий, а кукольный, да и смуглая кареглазая чеченка на самом деле только мечтала о материнстве. Шахида шагала по зелёному скверу, рассматривая с завистью влюблённые парочки, ютящиеся на скамейках, им не нужно непостоянное солнце, они сами напоминали его, любуясь друг другом. Ей это было незнакомо, у неё никогда ещё не случалось романтических связей, хотя первую любовь она испытала в душе. Но сейчас это не важно, теперь главное постараться не думать о том человеке, которого сегодня она должна убить, по злой воле проклятого цыгана. Всю дорогу, что Роев вёз её на своей белой «ГАЗели», он шутил и изо всех сил старался приободрить наёмницу, обещая золотые горы за одно пустяковое дельце. Даже сказал, что Аллах обязательно вознаградит девушку за богоугодное дело, ведь тот будущий политик – человек абсолютно гадкий, такого убрать сам Бог велел! Шахида молчала, стараясь преодолеть страх и холод в душе, не обронив не единого слова, даже когда машина остановилась. Цыган вывез из салона коляску со спрятанной в дорогой кукле, бомбой.
– Ты всё помнишь, что надо сделать? – спросил он недоверчиво, чеченка кивнула. – Тогда вот, возьми это... – Роев протянул ей клочок бумаги с телефонным номером. – Когда всё сделаешь, позвони по нему, тебя встретят и расплатятся.
Пожелав удачи, цыган исчез, а подавленная смуглянка стала убивать время, прохаживаясь по скверу. Она многое пережила за истёкшие минуты, пару раз готова была сорваться и бежать без оглядки, хотя конечно, знала, что за ней следят. С трудом ей удалось заставить себя не размышлять о побеге, мечтая только о том, чтоб бы всё скорее закончилось.
Наконец на площади, располагавшейся совсем рядом, началось оживление.