Солнца трех миров (СИ)

Быстро сменив магазины, мы так же быстро их опустошили и кинулись к машинам. Недобитая тварь ворочалась сзади, но проверять, сколько она еще проживет под шквальным огнем шести винтовок и что может выкинуть перед смертью, мы не решились. И самое главное, нам не хотелось дожидаться, пока из хоула вылезет ее подружка или что похуже.

Двигаясь назад по своим следам, мы могли не опасаться мин и развили приличную скорость. Остановились только тогда, когда хоул на Сатанаил остался в ста километрах позади, и закончили прерванный завтрак, хотя сколопендра безнадежно испортила нам аппетит.

- Двенадцать магазинов, - сказал Лысый. - Нет, я не жадный, и боеприпасов у нас достаточно, но двенадцать магазинов - это много.

- Я не поняла - если у зверюги с обеих сторон по голове, то где жопа? - спросила Машка.

- Может, посредине, - ответил я. - Хочешь вернуться посмотреть?

- Спасибочки.

- Я думаю, сейчас там безопасно, - сказал Эпштейн. - Вряд ли НЛО увеличивают проходимость хоула надолго.

- Можешь тоже вернуться - и проверить.

- Горючего в заправщике почти нет, - сообщил Лысый. - Надо залить цистерну.

- Это как раз не проблема, - ответила Инга. - Сделаем в любом ближайшем городе. Следующий хоул на юго-западе... Кстати, насколько помню карты, в той стороне нефтеперерабатывающий завод есть.

- Ты обещала рассказать, что чувствовала на Сатанаиле, - напомнил Эпштейн. - Что ты имела в виду, когда говорила, что он очень велик? Понимаешь, это может быть важно.

- Мне показалось, что он не просто велик, - огромен, - сказала Инга. - Сверх всяких разумных пределов. Я бы сказала - вообще бесконечен, однако такого не может быть, правильно?

- Как знать. Вряд ли на современном уровне развития науки мы можем с полной уверенностью судить, что возможно, а что нет.

- Если так - то да, мир бесконечен. И, похоже, солнца там действительно нет. Только эти сияния в небе. И еще я постоянно чувствовала где-то вверху, над головой, странные объекты...

- Продолжай, продолжай!

- Вроде бы хоулы, но не совсем. То есть они похожи на односторонние хоулы, быстро перемещающиеся невысоко над поверхностью. Их было много - но их как бы и не было, понимаешь?

Эпштейн уставился в пространство невидящим взглядом.

- Потенциальные блуждающие хоулы, - проговорил он. - И бесконечный мир с земной силой тяжести... Что же это у нас получается?

Он умолк, погрузился в раздумья, и до самого вечера вел себя так, словно ему отключили восприятие окружающего. В таком состоянии Эпштейн был не более полезен в нашем походном хозяйстве, чем дырявое запасное колесо, которое заклеить нечем, а выкинуть жалко. Однако мы терпели, зная, что это скоро пройдет. И действительно: как только встали лагерем на ночь, Борино лицо просветлело, он уселся на первый попавшийся камень и принялся заполнять свой дневник формулами, длинными и страшными, как напавшая на нас сколопендра. Исписав несколько страниц, он с облегчением вздохнул, спрятал тетрадку в чемоданчик и съел за ужином вдвое больше обычного.

На следующий день мы стали покашливать, еще через день - плевать мокротой. У меня жутко зудели подмышки, и, сняв комбинезон, я обнаружил, что они заросли какой-то синей плесенью. У Лысого и Эпштейна вскоре началось то же самое.

- Это мы на Сатанаиле нацепляли заразы, - сказала Даша. - Что делать будем?

- А что ты тут сделаешь? - поинтересовалась Машка. - Или сами выздоровеем, или сами сдохнем.

Странная «простуда» у всех закончилась уже через неделю, а вот заплесневеть я, Лысый и Эпштейн успели с ног до головы. Мы зачесали себя чуть не до смерти, пока я не обнаружил, что от синей напасти помогает простое обтирание песком. После этого наша троица по пять раз на дню совершала обстоятельнейший таяммум[1], пока все не прошло. Никто из женской половины команды плесенью так и не заразился.

По мере того, как колонна продвигалась к юго-западу, погода становилась жарче. Стали попадаться кактусы: сперва небольшие, затем средних размеров, а после - гиганты высотой до десяти метров. Дожди больше не повторялись, ожившая было пустыня блекла на глазах. Озера пересохли, летающие скаты исчезли, кусты теряли засохшие листья, и горячий ветерок лениво гонял их по песку. На одном из привалов мы обнаружили, что некоторые листики бодро выпрыгивают у нас из-под ног и отлетают на полметра в сторону. Поймав несколько и осмотрев внимательнее, Эпштейн сказал, что это, конечно же, не листья, а какие-то расплодившиеся к концу влажного сезона живые существа. Сведения о них в планшетах Мартинеса отсутствовали, и мы нарекли их сухолистками. Эпштейн свернул одну из них в трубочку и засунул в пробирку.