Солнце больше солнца

Фёдор Севастьянович, срезая с мяса плёнку, напряжённо молчал. Маркел встретил его взгляд, подумал, что прочитал мысли хозяина. Его младшая дочь Любовь вышла замуж за односельчанина, молодого офицера из небедной семьи. Офицер в последнее время обретается неизвестно где. Перед появлением красных в селе его отец с семьёй, взяв также Любовь с её ребёнком, покинул Савруху на пяти тяжело гружённых запряжках. Данилов сейчас благодарил Бога за это. Видимо, офицер был замешан в чём-то против новой власти, и его отец имел резон бежать. Угрозы же себе Фёдор Севастьянович не видел: он не помещик, да и в крестьянском сословии Саврухи насчитаешь дюжину хозяев побогаче его. Кого новая власть считает богатыми и как с ними поступает, в селе ещё не ведали. Слухи, которые доходили, уважающие себя мужики называли бабьими сказками.

– Ваш командир сам убивает? – спросил Обреев красногвардейца.

– Берёт на себя. Проверит, что это надо сделать, и хлоп из револьвера! – ответил тот и, нехорошо улыбаясь, добавил: – Вы ещё увидите.

Час спустя возвратился Москанин, со двора прислал в дом своего человека вызвать хозяина. Сидя в седле, указал рукой в перчатке на двух лающих псов, которых Илья, после того как во двор пришли чужие, посадил на короткие цепи возле конур.

– Отпустите животных, – сказал Москанин хозяину.

Псы рвались с цепей, захлёбываясь яростным лаем на чужих, и Данилов, решив, что его провоцируют, молча стоял на месте. Один из красных переглянулся с командиром, подошёл к собакам, несколько раз выстрелил из винтовки в снежную кашу под ними. Те смолкли, красногвардеец замахнулся на них прикладом, после чего расстегнул ошейники, и псы убежали.

– Умные собачки! – похвалил Москанин, спросил хозяина: – Увидели, чего стоит право владения?

– Душевно благодарю, что показали! – произнёс с напускным подобострастием Фёдор Севастьянович.

Москанин заглянул во все дворовые постройки. Когда посмотрел внутрь бани и флигелька под одной крышей с ней, сказал Данилову, как о чём-то обыденном, само собой разумеющемся:

– Вы с женой переселяйтесь сюда. Работа по хозяйству ложится на вас. Маркел и Илья будут помогать, но без ваших приказов.

– Воля ваша! – с ноткой отчаяния произнёс Фёдор Севастьянович. – Но во флигеле Мария живёт.

– Она будет жить в бане, а когда мы будем уходить, перейдёт в одну из комнат в доме, – указал командир.

Вечерело, напористо дул ветер, нёсший мелкие капли дождя. Раскисший снег чавкал под ногами. Обреев и кухарка Мария помогали хозяевам переносить во флигель матрацы, одеяла, другое самое необходимое. Маркела, который тоже хотел помочь, вернул в дом Москанин, проходя в горницу:

– Тебя опередили. Не стоит за кем-то поспешать. Думаешь, у них жалость к этой паре? Покорность глубоко засела.

Парень стоял как зачарованный перед бесстрастным человеком, который говорил всегда ровным голосом, повелевая с медлительным спокойствием, и сегодня убил двоих людей недосягаемо высокого положения в селе. Маркел никогда даже не думал представить человека такой власти, а он – вот! и по-доброму обращается к нему, к Маркелу.

10

Стали ужинать. За столом с красногвардейцами и командиром опять сидели Неделяев, Обреев и Мария. Москанин, глядя в их лица, говорил:

– Надо думать об отношении к жизни и смерти. Его надо изменить в себе и изменять его и в других. Хорошо тем, кто умирает без мучений и неожиданно для себя. Богатый, хоть ему не хочется умирать, умирает удобнее, чем бедняк. Постель, покой, доктор облегчает страдания. Не то что бедняга, который всю жизнь трудился и под конец корчится в тёмном углу, а те, кто рядом, проклинают его за стоны и запах.

Произнося это, он с видом основательности ел жареные бараньи мозги: человек лет сорока в зеленовато-коричневом френче, гладкие русые волосы скрывали его уши и лоб до самых бровей.

– Но тот, кто владеет титанической силой разрушения, будет умирать в гордом сознании могущества, – кладя себе на тарелку ломоть солёного арбуза, Лев Павлович обращался к Маркелу и Илье. – Человек перед лицом смерти будет помнить, какую тьму жизней оборвала сила и сколько оборвёт ещё, когда его не станет. Он будет мысленно видеть её действие. Когда наука даст нам эту силу, наши люди будут умирать в гордости за неё. – И он заключил тоном дружественного снисхождения к тем, кому открывает окрыляющую их истину: – Есть ли что-то иное, что настолько облегчило бы смерть?

Красногвардейцы и Обреев прибирали баранину, с хрустом разгрызая хрящи, Мария как будто обвыкла и не отставала от них, и только Маркел, старавшийся проникнуть умом в то, что слышал, мешкал отправить в рот очередной кусок. Мысленно выговорил впервые услышанное слово «титанической», оно было страшным и завораживающим.

Фёдор Севастьянович и Софья Ивановна прислуживали, Москанин приказал подать самовар, спросил придирчиво:

– Чай наилучший?

Данилов ответил, что они всегда пьют кяхтинский – компании «ЧАЙ В. Высоцкий и К».

– Как известно – поставщики двора его императорского высочества, – словно печально размышляя вслух, произнёс Фёдор Севастьянович.