Солнце для мёртвых

Мертвец обратил к нему лицо, словно прислушиваясь. Ярко вспыхнуло голубое пламя. Он узнал этот голос. Отлепившись от решётки, мертвец сделал несколько шагов. Боец, попытавшийся остановить его, получил страшный удар в горло. Он осел на снег, остальные, мгновенно оценив ситуацию, вдруг растворились, исчезли, испарились — что было удивительно, учитывая место действия. Взлетела культя с белой костью. Будто железная дубина ударила Андрея в лоб. Он подпрыгнул и рухнул на снег. Мертвец нагнулся над ним. Другая его рука схватила лежащее тело, как куклу, приподняла и швырнула в стену павильона. Грохот разнёсся, казалось, по всему рынку. Супер кинулся на него сзади. Он уже понял, что удары здесь мало помогут — он просто хотел свалить мертвеца, одновременно вонзая нож ему в затылок, в мягкую впадину под затылочной костью. Нож вошёл в мёртвую плоть. Но мертвец устоял, развернулся. Супер, стоявший на полусогнутых ногах, открыл рот от удивления и ужаса. Потом глаза его выпучились: рогатка обнажённой лучевой кости вонзилась ему в открытый рот, ломая хрящи, дошла до гортани и пробила её. Тело Супера — большое, натренированное, уже отяжелевшее от сытной и беззаботной жизни последних лет — забилось, задёргалось, ноги стали месить снег. Но до того, как сердце перестало биться, Супер успел прохрипеть:

— Ну, падла, я тебя ещё достану… И детей твоих, падла, и жену…

Мертвец опустил обезображенную руку. Тело Супера под собственной тяжестью высвободилось и осело в грязную снежную кашу. А вокруг уже кричали и бегали, бежали бойцы в коже, и милиционеры в красивых меховых куртках. Мертвец едва успел развернуться — на него посыпался град ударов дубинками. От этих ударов у него на лице, на голове, на шее лопалась кожа, защищаясь, он поднял изуродованную руку, и несколько ударов расщепили остатки кости. Мертвец упал. Один уцелевший глаз увидел синее солнце, на которое наползала фиолетовая мгла. Он поднял голову: это просто испортилась погода, туча закрывала светило, но для него это означало конец. Усатый плотный милиционер выхватил пистолет, эхо выстрелов, отскочив от железных стен, запрыгало в сторону реки, над старыми полуразрушенными кирпичными домами, над занесёнными снегом заборами, над обледеневшими склонами, заваленными мусором, залитыми помоями. Мертвец открыл чёрный рот и издал скрежещущий, страшный звук. Он не успел. Он не выполнил волю мёртвых. Он обманул их надежды. Никто не будет отомщён. Зло восторжествует. И мир мёртвых снова погрузится во тьму, отринутый, побеждённый миром живых.

Полыхали мигалки милицейских машин. Милиционеры отгоняли любопытных, но их было немного: эта часть базара почти очистилась, распуганная выстрелами. Потом подъехала санитарная «труповозка». Двое молодых парней положили мертвеца на полиэтилен лицом вниз. Из затылка всё ещё торчала наборная рукоять ножа. Мертвеца затащили в машину. Рядом положили Супера. На него было страшно смотреть, и кусок мешковины, которым какой-то милиционер закрыл ему лицо, последовал за ним.

Молодой санитар отпихнул трупы ногой, влезая внутрь. Другой сел в кабину. Машина тронулась с места. Молодой санитар, сидевший над мертвецом, всё поглядывал на нож, на наборную рукоять. Он думал, что было бы хорошо, если бы менты забыли о ноже. Тогда он взял бы его себе. Вместо сломанного вчера. И для коллекции. А даже если и не забыли. Мало ли. Такая суета была, давка, столько людей находилось рядом. Нож мог взять кто угодно. В конце концов, он мог потеряться. Кто будет думать о каком-то дурацком ноже, когда у следствия три трупа, один из которых был слишком хорошо известен ментам при жизни — ведь он платил многим из них. Всё будет скрыто, всё похоронено. А мёртвые ничего не скажут. Они всё простят. Они добрее живых.

Решившись, санитар нервно погладил усики (жиденькие светлые усики, ещё не мужские — мальчишечьи), нагнулся, протянул руку к ножу над трупом Супера. Ему показалось, что нож шевельнулся. Нет, это просто тряхнуло машину. Мертвецы, бывает, при перевозке ведут себя, как живые. Санитар схватился за наборную рукоять и выдернул нож. Да, это была ценная вещь. Настоящее воровское изделие. Острый, как бритва. Санитар глянул в сторону водителя и своего напарника: они увлеклись беседой, водитель рассказывал что-то смешное. Санитар хотел сунуть нож за голенище — рукоять скрылась бы под штаниной, — но тут машину тряхнуло на ухабе. Санитар едва не потерял равновесие, ухватившись за ремень, свисавший с потолка. Когда он поднял глаза, мертвец смотрел на него. Он оставался лежать на спине, а лицо было повёрнуто к санитару. Искромсанное, страшное лицо с выбитым глазом, с разорванным ухом.

— Ты чего, дядя, а? — сказал санитар, не веря своим глазам.

Мертвец молчал. Единственный глаз смотрел сквозь санитара.

— Брось… — санитар крепче сжал рукоять ножа. Машину снова тряхнуло. Мертвец покачал головой.

— А, падла, вспомнил, да? Вспомнил, сука?

Мертвец кивнул.

— Узнал, да? Узнал меня?..

Мертвец снова кивнул.

— Я, я тебя вчера мочил… Глазастый же ты, дядя, ай, глазастый… Плохо это.