Солнце и смерть. Диалогические исследования

Если я Вас правильно понял, формирование сфер – это процесс, которому постоянно мешают определенные противодействующие силы, противосилы. Мне кажется, здесь будет вполне уместно вспомнить о психоаналитическом концепте сопротивления. В соответствии с учением классического психоанализа, сопротивление возникает в особенности тогда, когда бывает затронута незатянувшаяся психическая рана. Вероятно, это возможно пояснить с помощью аналогии, которую использовал Лакан, когда он сравнил искусство психоаналитика с искусством повара и сказал, что эта профессия предполагает знание, на какие сопротивления ты натолкнешься при разделке туши животного; это специальное умение ловко входить ножом в суставы – ведь если наталкиваешься на сопротивление, то следует найти место, которое позволит разрезать, проникнуть и вскрыть. Если бы мне нужно было описать практический или моральный горизонт сферологического мышления – так, как я его себе представляю и выражаю на собственном языке, – то я сказал бы: суть в том, чтобы мыслить так и говорить так, чтобы сопротивления сферообразованию либо исчезали, либо открыто проявлялись как таковые. Эта программа созвучна не только подходу психоанализа, но и подходу новой исторической науки[218] – тому, что последняя считает своей отличительной особенностью, – Марк Блок называет это «чувством осязания с помощью слов» и постоянно подчеркивает связь souplesse (гибкости) и метода: истина находится благодаря импровизации, в процессе игры.

Лакан говорит: сигнификант туп. И еще: там, где субъект думает, его нет. Из этого следуют далеко идущие выводы не только для психоанализа, но и для философии. Мышление и бытие, смысл и значение, знание и незнание должны видеться как-то по-новому в их отношениях друг к другу.

П. С.: Начну я, пожалуй, с того, что замечу: лишь совсем недавно я научился очень осторожно обращаться с понятием «сопротивление». Участвуя в дебатах на какую-то современную тему, я вдруг понял, что мы используем это выражение по большей части автоматически, не задумываясь, – как выражение онтологической несправедливости, а с другой стороны, как несколько сомнительное выражение уважения. В нем – множество идеалистических предпосылок, которые уходят в далекое прошлое, – их можно проследить вплоть до платоновских истоков. Здесь, в принципе, всё, что называется материей, определяется через ее сопротивление прохождению света, через непроницаемость для него, через непрозрачность – из чего делается вывод в духе идеализма, что материя всегда не права, пока прав свет, – а ведь свет прав всегда, как же может быть иначе, если необходимо осуществлять просвещение? Если свет есть чистая способность распространения во всех направлениях, то материя может рассматриваться только как принцип торможения, – и тому, кто ратует против торможений как таковых, пора подумать об ее устранении. Поскольку так называемое просвещение в Новое время желало изображать борьбу света с тьмой, оно являет собой всего лишь наивное продолжение античной метафизики света – с помощью других средств. Но именно это и не желает делать предметом дискуссии современная теория. Для меня дело заключается в том, чтобы развить такое понятие сфер, которое выражало бы нечто большее, чем только применение модели распространения света для понимания социального пространства. Нельзя представлять силу, с которой напряженно распространяется сфера, по аналогии с излучением электрической лампочки. Было бы неверно полагать, что благодаря силе, созидающей сферу, создается равномерно закругленное и равномерно освещенное поле. Такие производные от образа электрической лампочки являются, собственно, лишь миниатюризированными фантазиями о солнце и боге – представлениями, которые были характерны для всемирной эпохи господства метафизики, где в центр ставился абсолютный интеллект, бог или добро и каждый из этих источников с одинаковой интенсивностью излучал во все стороны свет. От образов такого рода зависели идеалистические концепции транспарентности и соответствующие теории сознания. Я в своих сферологических штудиях не пошел по стопам Эдмунда Гуссерля, который выстроил и стал эксплуатировать представление, что он, как феноменолог, как бы стоит в точке, откуда открывается прекрасная перспектива и оттуда лучами интенций своего сознания он пронизывает вокруг себя горизонт данного.