Солнце и смерть. Диалогические исследования

Из теоретиков, которые выдвигают наиболее впечатляющие идеи на этом поле, Бакминстер Фуллер[215] является одним из немногих мыслителей этого века, применительно к которому определение «провидец» – не комплимент, а выбранное в абсолютно спокойном состоянии название профессии. Фуллер довел свои идеи о пространстве до представления о больших пространственных образованиях, парящих в воздухе, – и тем самым предварил во многих отношениях то, что я попытался сделать в «Сферах III» – а именно: провести исследование сферического дизайна на всех ступенях – от малого до самого крупного формата. При этом мой тезис о том, что кондиционирование воздуха – это судьба человечества в будущем, обрел технически зрелую конкретизацию. В Европе получили наибольшую известность геодезические купола Фуллера, посредством которых он опробовал новую архитектоническую парадигму. В теоретическом аппарате третьей части «Сфер» сыграет определенную роль и фуллеровская идея тензегритетов [216] – концепт, благодаря которому найдены основы альтернативной статики; на этот след меня навел Хайнер Мюльман. Эти постройки совершенно обходятся без всех существовавших с незапамятных времен элементов старой статики – без стен, колонн, вертикальных опор. В этих новых формах строят, уже не ориентируясь на принцип распределения давления с помощью массивных стен или вертикальных опор, – в общем и целом теперь подвергается пересмотру господство вертикального как в статике, так и во внешнем виде и в эстетике. Здесь налицо развитие архитектуры напряжения, которая больше интегрирует силы натяжения, чем силы давления, и создает архитектурные конструкции невероятной красоты, легкости, смелости, которые так и светятся интеллектом. Когда занимаешься такими объектами, возникает чувство, что третье тысячелетие архитектуры давно началось – началось строительство, независимое от силы тяжести. Прощание с массой – конгениальная эпохе воздуха концепция архитектуры.

Когда говоришь с коллегами, профессионально занимающимися философией, о подобных вещах, часто замечаешь, как крепко старый век держит в плену своих людей. Если откровенно говорить о моем честолюбивом замысле, который будет осуществлен в третьей части «Сфер», то эта книга должна поспособствовать тому, чтобы сделать инженерно-техническую продвинутость современных концептов пространства, которые ушли далеко вперед, полезной для понимания социальных и символических отношений. Нужно преодолеть предрассудок, который крепко засел в головах представителей состарившегося критицизма, – что интерес к пространству консервативен и антисовременен, тогда как интерес ко времени, напротив, прогрессивен и ведет к освобождению. Стоит только один раз увидеть широко задуманную современную теорию, чтобы понять: а ведь все могло бы обстоять прямо противоположным образом. Разделительный рубеж, на котором происходит ожесточенное противостояние (frontier), сегодня проходит там, где развившиеся теории пространства приходят в соприкосновение с исследованием биологических оснований, в особенности – с психоиммунологией. На этой разделительной линии я и хотел бы продолжить свой проект.

Г. – Ю. Х.: Приводя пример с открытыми Бакминстером Фуллером перспективами, Вы, как мне кажется, обращаете внимание на нечто основополагающее: ведь здесь отодвигаются в сторону бинарные категории, которые определяют обычное мышление, в первую очередь – различение внутреннего/внешнего. Подобные схемы оказываются наивными и негодными, как только возникает новое комплексное мышление: внутреннему приходится быть внешним, а внешнему – внутренним. Мы, впрочем, уже договорились до политики, плавно переходя к ней: ведь уже установлена конвергенция – или коинциденция – политики внутренней и внешней.

С точки зрения истории идей и истории цивилизации мы достигли той точки, в которой вопрос о философском понятии смысла, значения и интерпретации открывает совершенно новое измерение. Попытаюсь объяснить это на примере. Анри Мишо в примечаниях к своим рисункам, сделанным под воздействием мескалина, писал, что линии, слова, цвета, которые распределены по странице, вкупе с фигурой, которую они образуют, всегда имеют смысл, но смысл уже не в классическом его понимании, а как «прочитываемый след»: они поддаются интерпретации, они открыты для проекций и вчувствований, можно с лёта вникнуть в них и обрести сопричастность к их импульсу. Очень умно и духовно Ролан Барт различил «открывающийся навстречу смысл» и «глухой смысл». Устремляющийся навстречу смысл – это очевидный смысл, который вписан в структуры и доступен для конвенционального изложения и толкования. К «глухому смыслу» мы можем обрести причастность только посредством партиципации. Он открывается больше всего там, где мы и не предполагали его встретить, – открывается внезапно, совершенно неожиданным образом. Нам приходится стремительно «влетать» в поле значений, или в смысловое поле.