Солнце и снег

Ульрика вышла в центр и без тени смущения рассказала, что некогда хорошо знала воровской мир и их особый язык. Из нее вышел бы идеальный посол. И если ее убьют, никто здесь сожалеть не будет, а если нет, то она постарается сделать все, чтобы обошлось без кровопролития.

– Да ты просто сбежишь! – усомнился генерал Дормштейн.

– Не забывайте, у вас остаются мой муж и друзья, – напомнила она.

Совет проголосовал, и с небольшим перевесом Ульрику все же выбрали послом.

Вернувшись в палатку, она переоделась в короткое платье, которое сама сшила из кусков кожи и меха за время их путешествия. Набросив на плечи плащ, Ульрика спрятала под юбкой кинжальчик, без спросу одолженный у одного из стражников. Теперь она походила на даму легкого поведения.

– Чего это ты вырядилась? – нахмурился Джерри.

– Иду на свидание с прошлым, – загадочно произнесла она и выпорхнула наружу.

Муж, конечно, поступок не одобрял, как и все ее идеи, но на этот раз Ульрика не стала даже думать над этим. Ей дали крепкую молодую лошадь, и та с ветерком понесла всадницу к главному въезду в Толлгард.

Здесь она остановилась так, чтобы ее хорошо было видно с башни, и помахала наблюдателю куском белой тряпки. Через несколько минут дверца в воротах приоткрылась, и оттуда показался маленький, дурно пахнущий человек.

– Проводи меня к главному, – сказала Ульрика, глядя на него свысока. – Будем вести переговоры.

– Женщина? – удивился маленький человек.

– Если я не встречусь с твоим начальством, – сухо проговорила она, – через месяц от города ничего не останется.

Мужчина смерил ее оценивающим взглядом и, взяв лошадь под уздцы, повел внутрь.

– Берегите голову, – вежливо предупредил он, указывая на низкий дверной свод. – Ворота открывать не велено.

Под копытами хлюпал талый снег. Маленький человек не отпускал уздцы, но Ульрика не возражала. Так странно было снова увидеть Толлгард. Казалось бы, они были здесь всего полтора месяца назад, но многое изменилось. То, что только набухало, теперь начало цвести. Воры вылезали, как кроты из-под земли, стычек и крови было немало, но в середине февраля в воздухе еще пахло свободой. Теперь же здесь смердело безысходностью.

Они прошли на территорию дворца, где она, наконец, спешилась и отдала коня на попечение маленькому человеку. На крыльце стояли два здоровенных парня, откровенно рассматривающих ее обнаженные ноги.

– Не холодно, красавица?

Вместо ответа Ульрика одарила громилу презрительным взглядом.

– Куда пошла? – второй крепко схватил ее за плечо. – Сначала тебя надобно обыскать.

– Убери лапу, кобель плешивый, – без всякой злобы сказала она. – А не то…

– А не то что? – перебил ее он.

– Ты когда-нибудь слышал о неприкосновенности посла, рыло ты свиное? Если тронешь, переговоры на том закончатся. Не думаю, что кому-то внутри это понравится.

– Но у нас приказ, – словно извиняясь, заметил первый.

– Где я, по-твоему, прячу свой щит и меч, а? – и Ульрика демонстративно скинула плащ, оставшись в одном платье. Парни жадно впились в нее глазами.

– Дайте пройти, – она уже хотела было потянуть за дверное кольцо, но первый громила ее опередил.

– Позволь мне.

Ульрика улыбнулась ему и вошла внутрь. Навстречу ей спешил чумазый мальчишка лет десяти-одиннадцати.

– Я провожу вас.

– Как тебя зовут? – по дороге спросила его Ульрика.

– Лин, то есть Фридлин, – он важно расправил плечи.

– Что ты здесь делаешь, Лин? – спросила она, с грустью глядя на него.

– Живу, – просто ответил мальчишка. – Нам сюда.

И он указал рукой на вход в один из многочисленных залов этого некогда великолепного дворца.

– Жаль, – тихо прошептала Ульрика и, бросив взгляд на мальчика, распахнула двери.

В отличие от полутемных коридоров, здесь было много света. Дорогие кресла стояли по обеим сторонам небольшого помещения, и в них гордо восседали мужчины с хорошо знакомым выражением на лицах.

«Можно подумать, они ждут появления наемника или кого похуже», – хмыкнула про себя Ульрика.

Она сделала несколько шагов вперед и остановилась. Кресло посередине отличалось высокой спинкой, обозначающей, очевидно, место для короля. Его занимал тот, кого она узнала бы и через тысячи лет, – Гаюс Ловкий. Он изменился, постарел, и не благородно, как бывает, а скорее неприятно осунулся, утратив былую привлекательность. Но это был он, отец ее нерожденного ребенка. Нет, даже хуже. Отец убитого ею ребенка. Ребенка, который мог бы изменить всю ее жизнь.

– Эй, что это такое? – возмутился один из главарей. – Они решили подсунуть нам девку, чтобы задобрить? Могли бы моложе прислать!

– Засунь свое мнение себе под хвост! – выругалась Ульрика.

– Тебе жить надоело? – удивился другой главарь. – Еще слово, и забудешь, как выглядела твоя распутная мамаша!

– Еще слово от тебя, старый боров, и к концу месяца вы вцепитесь друг другу в глотки, как голодные крысы, – она замолчала и, скрестив на груди руки, добавила: – Мы будем вести переговоры или ерундой заниматься?

– Мне кажется, я тебя где-то видел, – заговорил, наконец, Гаюс.

– Может быть, – Ульрика сделала еще несколько шагов ему навстречу.