– Да, – согласился незнакомец и отвернулся в сторону (наверное, чтобы не видеть моего лица, если невзначай нанесет мне обиду). – С богами, конечно, так все и обстоит. Но для созданий скромных, вроде человека, наверняка существуют и боги чином пониже. Для бедных, убогих людей даже эти меньшие боги – сила очень, очень немалая, вот мы и стараемся им угодить.
Я улыбнулся в знак того, что ничуть не сержусь.
– А чем же подобные «меньшие боги» помогают людям?
– Богов общим счетом четыре…
Судя по размеренному, напевному тону, эти слова он повторял бессчетное множество раз – несомненно, наставляя детишек.
– Первый и набольший среди них – Спящий. Божество мужеска пола, он вечно голоден. Некогда он пожрал целиком сушу и снова может пожрать ее, если его не насытить. Сам Спящий при том утонул, но умереть он не может, а посему спит здесь, на морском берегу. Спящему принадлежит вся рыба в море: отправляясь на лов, не забудь испросить его позволения. Серебристых тарпонов я ловлю для него. Штормы есть его гнев, штили же есть его милость…
Выходит, эти люди превратили меня в Оанна?!
– Второе из божеств мужеска пола именуется Одилоном. Ему принадлежат все земли морского дна, а более прочих любит он тех, кто прилежен в учении и примерно себя ведет. Одилон выучил мужчин речи, а женщин грамоте, а еще он вершит суд над богами и над людьми, но никого не карает, пока не согрешишь трижды. Некогда он подносил чашу самому Предвечному, а угощать его надлежит красным вином. Вином Одилона и потчует его человек.
Кем Одилон был прежде, я вспомнил быстрее, чем перевел дух. Тут мне и сделалось ясно: Обитель Абсолюта и наш двор превратились в раму для смутного образа Вседержителя-Автарха… Впрочем, сейчас, по зрелом размышлении, это выглядит неизбежным.
– Есть у нас также два божества полу женского. Пега – богиня дня. Ей принадлежит все под солнцем. Более всего Пега любит чистоту и порядок. Не кто иной, как она выучила женщин высекать огонь, печь хлеб и ткать, а еще она оплакивает их родовые муки и является к каждому в смертный час. Пега – великая утешительница. Женщина Пеги приносит ей в дар ковриги черного хлеба.
Я одобрительно кивнул.
– Богиня ночи именуется Таис. Ей принадлежит все под луной. Любит она слова любви и объятия любящих. Всякой паре, собравшейся совокупиться, надлежит испросить на то ее позволения – в один голос, погасив огни, не то Таис разожжет огонь в сердце третьего, а в руки ему вложит нож. Объятая пламенем страсти, Таис является детям, возвещая, что их детские годы подошли к концу. Таис – великая искусительница. Женщина Таис приносит ей в дар сияющий золотом мед.
– Похоже, у вас имеется два добрых божества и два божества злых, – заметил я, – и злые божества – это Спящий и Таис.
– О нет, что ты! Все божества к нам очень добры, а Спящий – особенно! Без Спящего столько людей умерли бы от голода… Нет, Спящий очень, очень велик и могущественен, а если Таис к кому не придет, вместо нее явится демон!
– Выходит, у вас есть и демоны?
– А у кого их нет?
– Да уж, пожалуй, – согласился я.
За разговором поднос почти опустел, и наелся я до отвала. Жрец (тут следовало бы написать «мой жрец») взял себе всего один, самый маленький ломтик. Поднявшись с песка, я подобрал остатки и, за неимением лучших идей, зашвырнул их в море.
– Для Ютурны, – пояснил я жрецу. – Ютурну твой народ знает?
Едва я встал, жрец тоже поспешил вскочить на ноги.
– Н-нет, о…
Я понял, что он едва не произнес имя, им же самим мне и данное, но в страхе осекся.
– Тогда для вас она, наверное, одна из демониц. Что ж, я сам большую часть жизни считал ее демоницей, и, может статься, ни вы, ни я не совершили особой ошибки.
Жрец поклонился, и, хотя ростом он был чуточку выше и ни в коей мере не толст, мне на миг показалось, будто передо мною сам Одилон.
– Ну, а теперь отведи меня к Одилону, – велел я. – К другому «божеству мужеска пола».
Вдвоем мы двинулись вдоль берега в ту сторону, откуда он пришел. Прибрежные холмы – во время моего отбытия лишь груды обнаженного ила – поросли мягкой зеленой травой, луговыми цветами и юными деревцами.
На ходу я начал прикидывать, как долго отсутствовал, и считать годы, прожитые среди автохтонов в каменном городище, и, хотя точность подсчетов вызывала немало сомнений, результаты их, на мой взгляд, оказались практически одинаковыми.
Тут я и изумился, вспомнив, как зеленый человек пришел мне на помощь в северных джунглях именно в тот момент, когда я в ней нуждался. Да, оба мы странствовали Коридорами Времени, однако он в сем деле был мастером, а я – всего-навсего учеником.
Затем я спросил собственного жреца, давно ли Спящий пожрал все земли на свете.
Загорел жрец мой изрядно, однако это нисколько не помешало мне заметить, как он вмиг побледнел с лица.
– Давно, – отвечал он. – До прихода на Ушас людей.
– Тогда откуда людям об этом известно?
– Из наставлений бога Одилона. Ты гневаешься?
Выходит, Одилон подслушал мой разговор с Эатой? А я-то думал, он спит…