Читаем Солнце клана Скорта полностью

Особенно много я уделяла внимания одному поляку, он мне очень нравился. Мне никогда не удавалось полностью произнести его имя: то ли Корниевский, то ли Корценевский… Я называла его Корни. Он был невысокий, худощавый. Лет под семьдесят. Тело постепенно уже отказывалось служить ему. Его отговаривали ехать в Америку за удачей. Говорили, что он слишком стар для этого. Слишком слаб. Но он настоял на своем. Он хотел увидеть страну, о которой столько говорили все вокруг. Но силы его уходили. У него еще был веселый взгляд, но сам он таял на глазах. Иногда он шептал мне на ухо что-то, но я не понимала его и смеялась, потому что эти звуки казались мне чем угодно, но только не словами.


Корни. Это он спас нас от нищеты, которая пожирала наши жизни. Он умер еще до того, как мы приплыли в Англию. Умер ночью, когда бортовая качка была слабой. Почувствовав конец, он подозвал меня и протянул мне перевязанную шнурочком тряпицу. И что-то сказал, но я не поняла. Потом он откинул голову на подушку и с открытыми глазами начал молиться на латыни. Я молилась вместе с ним до той последней минуты, когда смерть прервала его дыхание.

В тряпице оказались восемь золотых монет и маленькое серебряное распятие. Вот эти деньги стали нашим спасением.


Вскоре после смерти старого Корни судно начало заходы в порты Европы. Сначала бросили якорь в Лондоне, потом в Гавре, затем отправились в Средиземное море, сделали остановку в Барселоне, в Марселе, и наконец — Неаполь. После каждой стоянки на судне становилось все меньше его грязных пассажиров, и оно загружалось товарами. Мы воспользовались этим, чтобы заняться коммерцией. В каждом порту судно стояло на причале два или три дня, пока загружали товары и протрезвлялся экипаж. Мы воспользовались этими драгоценными часами, чтобы кое-что купить. Чай. Кастрюли. Табак. Мы выбирали то, что было типично для страны, в которой находились, а на следующих стоянках перепродавали это. Конечно, выгода была смешная, мы зарабатывали сущие пустяки, но старательно преумножали свои сокровища. И в Неаполь приплыли более богатыми, чем когда покидали его. Это главное, дон Сальваторе. Я горжусь этим. Мы вернулись более богатыми, чем были, когда уезжали. Я обнаружила у себя дар, способности к коммерции. Мои братья были поражены. Ведь эти небольшие сбережения, смекалкой добытые в той грязи, в которой мы пребывали, позволили нам, когда мы вернулись, не подохнуть, как скотине, с голоду в неапольском столпотворении.

Глава пятая

ПИРШЕСТВО

Перейти на страницу:

Все книги серии Гонкуровская премия

Сингэ сабур (Камень терпения)
Сингэ сабур (Камень терпения)

Афганец Атик Рахими живет во Франции и пишет книги, чтобы рассказать правду о своей истерзанной войнами стране. Выпустив несколько романов на родном языке, Рахими решился написать книгу на языке своей новой родины, и эта первая попытка оказалась столь удачной, что роман «Сингэ сабур (Камень терпения)» в 2008 г. был удостоен высшей литературной награды Франции — Гонкуровской премии. В этом коротком романе через монолог афганской женщины предстает широкая панорама всей жизни сегодняшнего Афганистана, с тупой феодальной жестокостью внутрисемейных отношений, скукой быта и в то же время поэтичностью верований древнего народа.* * *Этот камень, он, знаешь, такой, что если положишь его перед собой, то можешь излить ему все свои горести и печали, и страдания, и скорби, и невзгоды… А камень тебя слушает, впитывает все слова твои, все тайны твои, до тех пор пока однажды не треснет и не рассыпется.Вот как называют этот камень: сингэ сабур, камень терпения!Атик Рахими* * *Танковые залпы, отрезанные моджахедами головы, ночной вой собак, поедающих трупы, и суфийские легенды, рассказанные старым мудрецом на смертном одре, — таков жестокий повседневный быт афганской деревни, одной из многих, оказавшихся в эпицентре гражданской войны. Афганский писатель Атик Рахими описал его по-французски в повести «Камень терпения», получившей в 2008 году Гонкуровскую премию — одну из самых престижных наград в литературном мире Европы. Поразительно, что этот жутковатый текст на самом деле о любви — сильной, страстной и трагической любви молодой афганской женщины к смертельно раненному мужу — моджахеду.

Атик Рахими

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее