Солнце клана Скорта

В одиннадцать часов вечера, когда вся деревня собралась на корсо, благодушно попивая прохладительные напитки или лакомясь мороженым, вдруг послышался дикий крик и появился дон Сальваторе с побелевшими губами, почти в обморочном состоянии. Это был вопль раненого животного.

— Украли медальоны святого Микеле!

Вся деревня сразу онемела. Молчание длилось долго, каждый пытался осмыслить, что им сказал кюре. Медальоны святого Микеле. Украдены. Здесь, у них. В Монтепуччио. Это немыслимо.

А потом внезапно тишина сменилась глухим гневным ропотом, мужчины повскакивали со своих мест. Кто? Кто мог совершить подобное преступление? Кто? Это оскорбление всей деревни. Украсть у святого Микеле! Накануне праздника! Это наведет порчу на всех жителей Монтепуччио. Несколько человек пошли к церкви. Они расспрашивали тех, кто присутствовал на службе. Не заметил ли кто каких-нибудь чужаков? Чего-нибудь необычного? Проверили, не упали ли медальоны на пол, к ногам святого. Нет, ничего. Никто ничего не видел. А дон Сальваторе все продолжал причитать:

— Проклятие! Проклятие! Эта деревня — сборище преступников!

Он решил все отменить. Праздничную процессию. Мессу. Все.

Как и все в деревне, в доме Кармелы были потрясены. К ним пришел поужинать Джузеппе. За столом Элия все время ерзал на своем стуле. Когда мать наконец убрала его тарелку, он вдруг воскликнул:

— Вот это да! Видели бы вы лицо дона Сальваторе!

И он засмеялся каким-то странным смехом, который заставил побледнеть его мать. Она сразу все поняла.

— Это ты? Элия? — спросила она дрожащим голосом.

А Элия расхохотался еще пуще тем безумным смехом, который был хорошо знаком Скорта. Да. Это он. А все же хороша шутка! Какое лицо было у дона Сальваторе! А какая паника во всей деревне!

Кармела сидела бледная. Потом повернулась к брату и тихим голосом, словно она умирает, сказала:

— Я ухожу. Убей его ты.

Она поднялась и вышла, хлопнув дверью. И сразу же пошла к Доменико, все рассказала ему. А Джузеппе дал волю своему гневу. Он подумал о том, что будут говорить в деревне. О том, какой позор ляжет на них всех. Когда он почувствовал, что кровь в нем кипит, он встал и отдубасил племянника так, как никогда ни один дядюшка не лупил. Он до крови разбил ему бровь, расквасил губу. А потом усадил рядом с собой. Его гнев утих, но он не чувствовал ни малейшего облегчения. Сердце сжимала безутешная скорбь. Да, он отлупил его, но ничего не изменилось, все та же безысходность. И тогда, повернувшись к племяннику и глядя на его распухшее лицо, он сказал ему:

— Это был гнев дяди. Теперь оставляю тебя гневу деревни.

Он уже хотел уйти, предоставив племянника его судьбе, но, вспомнив что-то, остановился и спросил:

— Куда ты дел медальоны?

— У меня под подушкой, — ответил Элия, икая.

Джузеппе прошел в спальню сыновей Кармелы, сунул руку под подушку, достал мешочек, в который вор спрятал свои сокровища, и, смертельно огорченный, с поникшей головой и мрачным взглядом направился прямо в церковь. «Пусть праздник святого Элии все же состоится, — думал он. — Пусть святой покарает нас за то, что мы породили такого безбожника, но пусть праздник состоится».

Джузеппе не скрыл ничего. Он разбудил дона Сальваторе и, не дав ему времени прийти в себя, протянул медальоны со словами:

— Дон Сальваторе, я принес вам медальоны святого. Не стану скрывать от вас, кто преступник, Господь его уже знает. Это мой племянник Элия. Если он переживет взбучку, которую я ему задал, ему не останется ничего другого, как примириться с Господом прежде, чем жители Монтепуччио набросятся на него. Я ни о чем не прошу вас. Никакой поблажки. Никакой милости. Я пришел вернуть вам медальоны. Чтобы завтра, двадцатого июля, праздник в Монтепуччио состоялся как всегда, как бывало здесь с незапамятных времен.

Потом, не ожидая ответа кюре, который молча застыл, раздираемый одновременно радостью, чувством облегчения и гневом, он повернулся и пошел домой.

Джузеппе был прав, когда подумал о том, что жизнь его племянника в опасности. Непонятно откуда, но в ту же ночь по деревне пополз слух, что безбожник-вор — Элия Мануцио. И сразу же мужчины собрались, клянясь так наказать осквернителя святыни, что он запомнит это навсегда. Стали искать его.

Увидев идущую к нему в слезах сестру, Доменико первым делом схватился за пистолет, твердо решив воспользоваться им, если ему преградят путь. Он пошел в дом Кармелы, отыскал своего полупьяного племянника. Растолкав его и не дав ему времени даже умыться, он взвалил его на своего мула и отвез в маленький каменный сарайчик, что стоял посреди его оливковых полей. Бросил на циновку. Дал немного попить. И закрыл на всю ночь.