Солнце клана Скорта

Я буду говорить. Воздух такой нежный. Небо склоняется над нами, чтобы нас слушать. Я все вам расскажу. Ветер уносит мои слова. Позвольте мне думать, что я говорю для него и что вы едва слышите меня.

Глава вторая ПРОКЛЯТИЕ РОККО

Иммаколата не оправилась после родов. Словно все силы старой девы ушли на потуги. Рождение ребенка было событием слишком значительным для этой болезненной женщины, которая привыкла к спокойному течению тоскливых дней. И после родов ее тело совсем сдало. Она худела на глазах. Весь день проводила в постели, бросая испуганные взгляды на колыбельку с младенцем, не зная, что с ним делать. Однако она успела дать ему имя: Рокко. На этом все и кончилось. Мысль стать нянькой или плохой матерью даже не беспокоила ее. Все было очень просто: ребенок вот он, рядом с ней, барахтается в своих пеленках, ребенок, который только требует, и она просто не знает, как удовлетворить все его потребности. Проще всего было умереть, что она и сделала в один пасмурный сентябрьский день.

* * *

Позвали дона Джорджо, и он всю ночь, как и положено, бодрствовал над бренными останками старой девы. Соседки вызвались обмыть и обрядить тело. Маленького Рокко отнесли в соседнюю комнату, и ночь прошла в молитвах и сонной вялости. Рано утром, когда четверо молодых мужчин пришли вынести тело, — хватило бы и двоих, настолько оно было худое, но дон Джорджо настоял, чтобы все было как положено, — несколько старух подошли к отцу Дзампанелли, и одна из них спросила его:

— Ну как, святой отец, вы сами это сделаете?

Дон Джорджо не понял.

— Что я должен сделать? — спросил он.

— Вы же прекрасно знаете, святой отец.

— О чем вы говорите? — нетерпеливо повторил кюре.

— Умертвить ребенка… вы это сделаете сами?

Кюре потерял дар речи. Видя, что он молчит, старуха расхрабрилась и объяснила ему, что в деревне это считают лучшим выходом из положения. Этот ребенок родился от бандита. Его мать только что умерла. Вот наверняка знак того, что Господь наказывает эти грешные роды. И лучше ребенка убить, потому что он, как ни говори, вошел в мир через плохую дверь. Поэтому они вполне естественно подумали о нем, о доне Джорджо. Чтобы ясно было, что речь идет не о мщении или о каком-нибудь преступлении. Ведь у него руки чистые. Он просто вернет Господу маленького выродка, которому нечего делать в этом мире. Старуха высказала все это с величайшим простодушием. Дон Джорджо стоял мертвенно-бледный. Гнев охватил его. Он ринулся на деревенскую площадь и закричал:

— Вы свора безбожников! Если такая гнусная мысль смогла родиться в ваших головах, это значит, что в вас сидит дьявол. Сын Иммаколаты — создание Божье. Больше, чем каждый из вас. Создание Божье, вы слышите меня, и вы будете прокляты, если тронете хоть волосок на его голове! Вы считаете себя христианами, но вы животные. Вы заслужите, что я оставлю вас в вашей мерзости, и Господь накажет вас. Я беру этого ребенка под свою защиту, вы слышите? И если кто-то осмелится коснуться хотя бы единого его волоска, его покарает божественный гнев. Вся ваша деревня погрязла в грязи и невежестве. Возвращайтесь в свои поля. Обливайтесь там потом, как собаки, потому что ничего другого вы делать не умеете. И благодарите Господа, что он иногда посылает вам дождь, потому что это еще слишком много для вас.

Закончив, дон Джорджо оставил жителей Монтепуччио в полном оцепенении и вернулся в дом, чтобы взять ребенка. В тот же день он отнес его в Сан-Джокондо, ближнюю деревню, что располагалась немного севернее, на холме. Эти две деревни испокон веку враждовали. Соперники устраивали легендарные баталии. Рыбаки постоянно сталкивались в море, рвали друг другу сети или крали дневной улов. Дон Джорджо передал ребенка одной супружеской паре рыбаков и вернулся в свой приход. Когда в воскресенье на деревенской площади одна заблудшая душа с беспокойством спросила его, как он поступил с малюткой, он ответил:

— А что тебе за дело, несчастный? Ты был готов убить его, а теперь беспокоишься? Я отнес его в Сан-Джокондо к людям, которые лучше вас.

Целый месяц дон Джорджо отказывался служить. Не было ни месс, ни исповедей, ни причастий.

— Когда в этой деревне появятся христиане, я начну исполнять свои обязанности, — говорил он.

Но прошло время, и гнев дона Джорджо притупился. Жители Монтепуччио с виноватым видом, словно нашкодившие школьники, каждый день толпились у дверей церкви. Деревня ждала. Понурив головы. Когда пришел День поминовения усопших, кюре наконец растворил широкие двери церкви, и впервые за долгое время качнулись колокола.

— Я не стану наказывать мертвых за то, что их потомки кретины, — пробурчал дон Джорджо. И отслужил мессу.