— Симбиота, — не согласился биолог. — Интереснейший организм, он действительно оплетает микроскопическими белковыми нитями ткани коры головного мозга и по нервным каналам распространяется по всему человеческому организму.
Аверин отчетливо содрогнулся.
— Видишь, — добавил внимательный друг. А ты еще переживаешь за свой внешний вид.
— Это лечится? — осторожно спросил капитан. — Хотелось бы отчетливо представлять себе перспективы.
— Бессмысленно. — Гесс плечами пожал. В экипаже давно уже все переняли эту земную привычку Аверина. — Уже через год от него не останется ничего, кроме тонких узоров на коже и… — тут он замялся.
— Не томи, Гесс. — Макар нервно провел рукой по своей бритой макушке и опять содрогнулся. — Мне и так уже тошно.
— И почему же? — прищурился Гесс. — недостаточно хороша молодая жена? Ты на что-то другое рассчитывал?
В голосе друга Макару послышался холодок. Капитан удивился.
— Я вообще ни на что не рассчитывал. — Макар тихо вздохнул. — Просто ей явно плохо и больно. А я совершенно беспомощен. Омерзительное ощущение, особенно, когда… когда…
— Когда любишь, — поставил диагноз биолог. И улыбнулся печально. — Кстати, я тут рылся в лиглянских научных архивах и электронных библиотеках, спасибо нашему богу конфиденциальной информации — Игореше, и нашел одну увлекательную историю, обязательно дам почитать. Об этом самом их Зеро. Но если в двух главных словах: его вживление дает сверхспособности.
Макар растерянно перевел взгляд на Горыныча. Вид Аверина говорил, что ему вполне бы хватило сверхспособностей и у собаки.
— Это точно не лечится? — он с последней надеждой спросил.
— Как я понял, речь шла об эмпатии, — серьезно ответил биолог. — С этим не просто живут, с этим успешно работают. Лекарями и психологами.
Отличный намек. Непрозрачный совсем.
— И образование соответствующее она получила, я уже это тоже проверил. — добил его друг совершенно. Или вдохновил?
Макар снова взглянул на Горыныча, тот с огромным трудом удерживался на стальной табуретке и с энтузиазмом вилял своим страшным хвостом, явно поддерживая капитана.
— Тогда я пошел? — Спросил Макар отчего-то Горыныча.
— Бов! — от души прозвучало.
— Официально ты еще шесть часов в лазарете, — подмигнул другу Гесс. — я отправил всем сообщение.
— А… — Макар поднялся из-за стола в кабинете биолога и с сожалением глянул на дно своей чашки.
— Ойле занят с твоим новым родственником и не возражал. Иди и не трусь. Женщины любят совсем не глазами…
Поняв, что ответа от него и не ждали, Аверин снова вздохнул, погладив рукой свою бритую голову и тихонечко вышел.
Возможно, навстречу судьбе.
39. Каюта жены капитана
Одиночество я любила всегда. Время, когда можно все-все хорошенько продумать. И не тратить душевные силы на глупые разговоры, и вид радостный тоже не делать.
Казалось бы, мое вынужденного затворничества в карантине было именно тем, что мне нужно. Самое время для приведения в порядок себя и достижения некоторого подобия душевного равновесия.
Но так только казалось.
Быстро обследуя небольшую каюту я нашла душ, туалет, уютную нишу, случайное прикосновение к стенке которой вызвало выдвижение прямо из вертикали стены широкого мягкого ложа. Прощупав таким же незатейливым способом все стенки каюты я обнаружила пару столов, несколько небольших, но удобных сидений и некое подобие шкафа. С полочками и даже привычной мне воздушной распоркой для верхней одежды. Которой у меня практически не было. И нижней. И вообще никакой. Прекрасная жена Макару досталась, что тут скажешь. Даже без смены белья.
В душе все было непонятно. И как он включается и де там вода. Или ее тут экономят и моются порошком? Я в каком-то фильме кажется нечто подобное видела. И туалет был пугающе сложен. Подойти даже жутко к такому. Выступ из гладкой стены, похожий на яйцо, блестел издевательски-выпукло и таинственно булькал.
— И что мне с этим делать? — быстро устав он непривычного ощущения полной беспомощности я прислонилась к стене и сама себя тихо спросила.
— Положить руку на крышку и подождать пару секунд, — раздался голос свыше.
Именно так он и звучит. Сразу же и отовсюду. С трудом удержавшись от крика я даже на пол не свалилась. А ведь могла бы.
— Вы… кто? — едва прошептала, разлепив как-то вдруг пересохшие губы.
— Я — Петрович! — мне гордо ответили.
— Очень приятно, — а вот прозвучало не очень. Неубедительно.
— Унитаз мы испытывать будем? — радостно предложил этот некто невидимый.
— Я бы… воздержалась от совместного посещения туалета, — на этот раз произнесла я это искренне.
— О! Так я же ИскИн. Искусственный интеллект, разум этого корабля, его душа, его вождь, его…
— А кто же тогда Мак Аверин? — ехидство мое непобедимо. Интересный у них тут интеллект. Еще и Петрович.
Внезапно и обиженно замолчавший.
— Вот поэтому женщин и нет в его экипаже, — проворчал мрачно Петрович. — Никакого от вас понимания.