Солнце любви [Киноновелла]

Мои глаза в тебя не влюблены, -
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.

Мой слух твоя не услаждает речь.

Твой голос, взор и рук твоих касанье,
Прельщая, не могли меня увлечь
На праздник слуха, зренья, осязанья.

И всё же внешним чувствам не дано -

Не всем пяти, ни каждому отдельно -
Уверить сердце бедное одно,
Что это рабство для него смертельно.

В своем несчастье одному я рад,

Что ты - мой грех и ты - мой вечный ад.
{141}

МОЛЛИ. Ты что-то хочешь мне сказать, Уилл?

УИЛЛ. Нет, я веду с самим собою речь.

МОЛЛИ. Бормочешь, как безумный, иль актер...

УИЛЛ. Я есть актер, поденщик подаяний...

МОЛЛИ. Оставь меня!

               УИЛЛ
Презреньем ты с ума меня сведешь...
Любовь - мой грех, и гнев твой справедлив.
Ты не прощаешь моего порока.
Но, наши преступления сравнив,
Моей любви не бросишь ты упрека.

Или поймешь, что не твои уста

Изобличать меня имеют право.
Осквернена давно их красота
Изменой, ложью, клятвою лукавой.

Грешнее ли моя любовь твоей?

Пусть я люблю тебя, а ты - другого;
Но ты меня в несчастье пожалей,
Чтоб свет тебя не осудил сурово.

А если жалость спит в твоей груди,

То и сама ты жалости не жди!
{142}

МОЛЛИ. Неужто хочешь ты меня ославить? О, нет, не верю!

ГОЛОСА. Ах, что изображает там Шекспир?

Но тут новое происшествие всех взволновало. Граф Саутгемптон умчался поспешно куда-то. Шекспир подошел к Флорио.

УИЛЛ. Что случилось?

ФЛОРИО. Прибежали слуги братьев Данверзов... С их слов выходит, братья Лонги обедали в постоялом дворе в Кошэме, куда явились братья Данверзы в сопровождении слуг; сэр Чарльз ударил дубинкой сэра Генри; последний вытащил шпагу и ранил первого; тут сэр Генри Данверз вытащил пистолет и выстрелил в своего тезку, тот упал и вскоре скончался.

УИЛЛ. Старинная вражда вновь вспыхнула...

ФЛОРИО. Братья Данверзы укрылись во владениях графа, и теперь в его власти выдать их властям или устроить им побег во Францию, на что они надеются.

УИЛЛ. Запахло Вероной?

ФЛОРИО (не без усмешки). А за юных влюбленных сойдут Уилли и Молли?

УИЛЛ. Сойдут, конечно, и не они одни. Враждебен мир любви и красоте.

17

Постоялый двор в Кошэме. На галерее Шекспир, собравшийся в дорогу, и Мэри Фиттон, вышедшая из номера вне себя.

МОЛЛИ (полушепотом). Ах, в чем винишь меня, как шлюху, в порочности, пленительной тебе еще недавно?

УИЛЛ. Прости. На мне твой грех.

Мэри Фиттон отступает, впуская в комнату Шекспира. Они невольно тянутся друг к другу и обмениваются поцелуями.

МОЛЛИ. Как ты был с нами юн, я снова юной себя с ним ощущаю, вне греха. Уилл! Благодарю тебя за все - в любви твоей я возросла душою, но юность обрела я вновь в любви подростка, будто вновь вступаю в жизнь... С тобою грех познала, с ним любовь, как ту, какую пел ты мне в сонетах; ты научил меня любви высокой твоей души, когда и грех, как счастье; и то же сделал, уж конечно, с ним, и как же было не влюбиться нам, когда трезвоном соловьиным воздух вокруг нас оглашался без конца?

УИЛЛ. Поэт играет стрелами Амура? Да, это правда. Но Уилли юн...

МОЛЛИ. Он юн. Да разве это недостаток? Я подожду, когда он подрастет и выйду замуж за него, поскольку люблю его совсем уж не шутя. Прекрасный, юный и в меня влюбленный, как было не влюбиться, не любить, забыв о браке и греховной связи, с рожденьем новым в сфере красоты, куда вознес меня поэт в сонетах?

УИЛЛ. О, Молли!

МОЛЛИ. И что ты знаешь о моем браке?  Это был опрометчивый шаг с моей стороны, как в юности бывает. Отец мой не признал его, и муж мой, повенчавшийся со мной тайно, был вынужден покинуть меня. Я не знаю, где он, может быть, уехал в Новый свет. Я как была Мэри Фиттон, так и осталась Мэри Фиттон.

УИЛЛ. На счастье мне и в горе!

МОЛЛИ. Твоя любовь наполнила мне душу поэзией, покровом нежной страсти, что нас свела, как песня и любовь, и ею одарила нас, как счастьем, земным ли? Нет, воистину небесным.

УИЛЛ. Конечно, я кругом тут виноват.

МОЛЛИ. Ты пел любовь и юность красоты, что воплощали мы с Уилли, значит, ты нас и свел, как многих ты сведешь напевом соловьиным по весне. О, не вини нас, мы ученики, и дело чести быть тебя достойными.