Солнце, луна и хлебное поле

Из ответного выступления адвоката я узнал, что у меня, оказывается, не болезненное, а рыцарское представление о морали, он привел рвущие душу примеры из истории и литературы о том, как друзья жертвовали собой друг ради друга. «Это те примеры, с которыми согласны мы все, надеюсь, и вы, уважаемый судья. Мы прекрасно знаем, что чувство собственного достоинства отличает нас, людей, от животных». Он говорил хорошо поставленным голосом, казалось, еще чуть-чуть – и польется песня. Проговорил пятнадцать минут и закончил так: «Это тот самый молодой человек, который уважает традиции представителей других вероисповеданий и для которого самое святое – это чувство долга перед другом. Это зов его генов, ведь он потомок Мухамберка Андроникашвили, рыцаря, который со своей ратью первым преодолел стены Иерусалима во время Первого крестового похода во главе с Готфридом Бульонским. И это должно заставить нас задуматься, чтобы глубже проникнуть в причины такого на первый взгляд неординарного поведения».

Он закончил речь и взглянул на сраженного его эрудицией прокурора, затем подошел ко мне, подмигнул и оперся рукой о перила. Явно был доволен собой.

Я перегнулся и спросил:

– Послушай, где ты откопал этого Мухамберка Андроникашвили?

– Я специально готовился к выступлению.

Это мне не понравилось:

– Но ты ведь договорился с судьей?

– Да, все в порядке.

– Тогда зачем ты столько упражнялся?

Он нахмурился:

– Я сделал, как следовало, – ответил он и отошел от перил.

Я напрасно нервничал, мне присудили десять лет, и этим все кончилось. Через две недели мне исполнилось восемнадцать, и меня перевели в отделение для совершеннолетних. Там воры «в законе» позвали меня в свою камеру. «Наш друг Трокадэро, – сказали они, – попросил нас приглядеть за тобой, как за достойным человеком, так что если какие проблемы возникнут, не стесняйся, обращайся к нам». Я пообедал с ними и выпил водки. Это была очень большая честь.

В криминальном мире вор «в законе», или «ганаб» (как их тогда называли), исполняет функцию судьи, что является основанием власти этой касты, которая в действительности является профсоюзом криминального мира. Удостоиться звания вора «в законе» – дело нелегкое, претендент должен удовлетворять целому ряду требований, начиная с самого детства. У касты есть свой кодекс, в соответствии с которым они судят и регулируют спорные вопросы. Тот, кто пойдет против их решения, очень рискует. Не знаю, как теперь, но во времена Советского Союза у них было большое влияние на заключенных, на той огромной территории они контролировали почти половину всех тюрем и лагерей. Их девизом было: достоинство и справедливость. Ходили слухи, что многие из них тайно сотрудничали с легавыми, но эти слухи не особенно ущемляли их авторитет, их слово было законом.

Вместе с адвокатом я написал заявление, просил направить меня на такое место работы, где заключенным день засчитывается за три. Такие зоны были в Восточной Сибири и на Крайнем Севере. Там на рудниках отбывали наказание в основном убийцы и особо опасные рецидивисты. Как говорили, из-за отравленной окружающей среды и крайне тяжелых условий оттуда возвращались немногие, а половина вернувшихся были серьезно больны. Поэтому по собственному желанию туда мало кто попадал. Я все это знал, но ни секунды не думал, десять лет было слишком большим сроком для меня, и я готов был рискнуть.

После вынесения приговора заключенные имели право на свидание с близкими раз в неделю. Для этого были специальные камеры со столом и стульями. Время было ограничено, свидание длилось час. Когда пришел Хаим, он принес в подарок десять пачек сигарет и передал завернутые в газету тысячу рублей.

– Вот и все, что осталось из денег, которые дал Трокадэро, – сказал он со вздохом.

Оказывается, евреи заплатили Трокадэро двадцать пять тысяч рублей. Из этих двадцати пяти тысяч три он отдал ментам, и они выпустили Хаима. Две тысячи подарил косому Тамазу.

– Из оставшихся двадцати тысяч двенадцать отдал мне, чтоб обделать твои дела, – наклонившись вперед, почти шепотом говорил Хаим, – потом он еще три тысячи добавил, так что в этом плане у тебя к нему претензий быть не должно.

Снаружи у дверей стоял надзиратель, но ему не было до нас дела. Когда истекло время свидания, он заглянул в глазок, Хаим дал ему пять рублей, и он добавил нам еще десять минут. Хаим рассказал мне про отца: «Твой отец переживает, суд опять отказал ему в разводе, снова дали девять месяцев, чтобы подумать».

Долго тянулась следующая неделя, и вот наконец пришла Манушак, она была так разнаряжена, что я смутился. На губах была вишневого цвета помада, веки были голубые, ресницы черные, на щеках толстый слой румян, а нарисованная с левой стороны большая родинка делала ее новый образ почти опасным. На ней было красное платье с декольте, из которого наполовину была видна грудь.

Она была довольна.

– Ну, как я выгляжу?

– Ничего, – коротко ответил я.

Она ожидала иного и была разочарована.