Солнце мертвых

В памяти отчетливо возник один из эпизодов сна. Когда шел по бесконечным коридорам, на одном из поворотов на глиняном полу что-то блеснуло. Он наклонился и поднял большую серебряную монету, которую затем опустил в карман.

Машинально Тарасов сунул в карман руку. Среди мелочи нащупал большой увесистый круг.

Наверное, рубль?

Он вытащил монету и похолодел. Та самая, которую нашел он во сне. Значительно больше рубля, полустертая серебряная монета. С одной стороны чей-то профиль, с другой сложный герб. Он с удивлением разглядывал монету, вертя ее между пальцами.

— Что там у тебя? — полюбопытствовал Кулик. — О! — Он удивленно посмотрел на Тарасова. — Ты что, нумизматом стал?

— Да нет, подобрал на улице, — нашелся тот.

— На улице! Покажи, на какой, может, там еще валяются. Брось шутить. Это старинный испанский талер — восемь реалов, шестнадцатый век. Хотя состояние и не очень хорошее, но, похоже, монета ценная и редкая, особенно в нашей глуши.

— Нашел, — упрямо повторил Тарасов, — может, какой чудик обронил, нумизмат, как ты выражаешься.

— Ну нашел так нашел. — Кулик вернул монету и продолжал расставлять свое оборудование: фотоаппарат на штативе, небольшой, но мощный софит, портативный магнитофон с двумя микрофонами, какие-то датчики.

— А магнитофон зачем? — недоуменно спросил Тарасов.

— Пригодится, мало ли что можно будет услышать. — Кулик наморщил лоб, что-то вспоминая.

— Кстати, — повернулся он к Тарасову, — в этом доме и, по-моему, даже в этом подъезде случилось сегодня еще одно ЧП.

— Что такое? — вскинулся тот.

— Да поступило заявление от гражданки по фамилии, кажется, Голавль. Ее муж, гражданин Голавль, вдребезги разнес всю мебель в квартире, перебил дорогую посуду и исчез в неизвестном направлении.

— Вот мерзавец, — равнодушно произнес Тарасов. Он вспомнил давешнюю женщину, шумевшую у подъезда, и подумал, что именно она, по-видимому, и есть гражданка Голавль.

— Ну, вроде все, — Кулик с удовлетворением оглядел свое хозяйство, — остается только ждать — если, конечно, все это не розыгрыш.

Мысль о проклятой монете не давала Тарасову покоя. Как попала она к нему в карман? Может быть, действительно где-то машинально подобрал? Но как бы то ни было, все это в высшей степени странно.

Мысли его снова вернулись ко сну. Обычно воспоминание о сновидении быстро бледнело и скоро совсем исчезало. Этот же сон становился все ярче и реальней. Вспоминались новые подробности, детали.

— Слушай, — Кулик вопросительно поглядел на Тарасова, — а когда, собственно, появляются эти изображения? В каком конкретно часу?

— Трудно сказать. Кнутобоевы обычно обнаруживали их под утро. А время их появления неизвестно.

— Если следовать логике черной магии, то таинственный портрет должен появиться где-то между двенадцатью и часом, а сейчас, — Кулик посмотрел на часы, — только десять.

— И? — спросил Тарасов.

— Подождем. Посидим, покурим. Ты покуришь. Я, как ты знаешь, не подвержен этой привычке, однако люблю запах табака. А главное — поговорим.

Они прошли в гостиную. Усевшись на диване, Тарасов вытащил из пачки сигарету и задумчиво вертел ее между пальцами, не спеша закуривать. Он ждал продолжения. И оно последовало.

— Ты, наверное, удивился, когда я с такой охотой принял твое предложение по совместному расследованию этого запутанного дела, — продолжил Кулик. — Ведь близкими друзьями мы никогда не были.

Тарасов молча кивнул.

— Да и дело это… — Иван пожевал губами в раздумье, — дело это, что называется, мертвое. Лавров на нем не стяжать, а вот шею сломать можно. Ты же понимаешь, как на все это посмотрит начальство, если не дай Бог узнает.

— Я и сам об этом много думал. — Тарасов наконец закурил и выпустил изо рта клуб дыма.

— Вот-вот… Тебя, конечно, можно понять. Эти люди — твои, насколько я понял, друзья. Ты им хочешь помочь. Вернее, стесняешься бросить их в трудную минуту. Проявить, так сказать, малодушие. Но я-то? Я их даже не знаю. И все же очертя голову бросаюсь в эту авантюру. Почему, спросишь ты? Понимаешь, ни разу в жизни я ни с чем подобным не сталкивался. На фоне нашей серой жизни это как вспышка неведомого света. Откровенно говоря, до чертиков надоела рутина. Ежедневная бессмысленная суета. Нет, конечно, мы работаем, раскрываем преступления, приносим пользу, не зря едим хлеб. Но все это не то. Тарасов засмеялся.

— Ты чего, — удивленно посмотрел на него Кулик, — или я не прав?

— Прав, конечно. Но и я занялся этим делом именно по тем же соображениям. Да, Кнутобоевы мои друзья. И все же главная причина — необычность. Загадочных дел много, однако…

— Не продолжай. Я понял. Так вот. Хочу тебе рассказать еще кое о чем. Наша пресса, естественно, о подобных вещах не пишет. Но в западных журналах изредка встречаются описания случаев, подобных нашему. Например, как-то я прочитал об очень схожем случае, происшедшем в Испании.

«Опять Испания», — подумал Тарасов.