Солнце мертвых

Прошло не более часа, и вот два бравых хлопца ввели в кабинет капитана все того же Гомельского. Вид у него был слегка помятый. Хотя день был в самом разгаре, похоже, что его подняли прямо с постели. Его лицо было словно ошпарено кипятком, волосы всклокочены, глаза перебегали с одного предмета на другой. К тому же от Гомельского опять исходил мощный запах перегара. Словом, вид у удачливого бизнесмена был не самый лучший.

Омоновцы вышли. Гомельский стоял, переминаясь с ноги на ногу, и безуспешно пытался придать своему лицу выражение наглости. Увы, не удавалось. Только растерянность, смешанная со страхом, читалась на помятой физиономии.

— Чего вы гримасничаете, Гомельский? — спросил Казаков.

— Я… — начал коммерсант и запнулся.

— Ну, ну! — подбодрил его капитан.

— Я не понимаю, по какому праву…

— Опять двадцать пять, — усмехнулся Казаков. — По какому праву? Да потому что вы — преступник!

— Почему это я лреступник? Сейчас не тридцать седьмой год, чтобы хватать людей прямо из собственной постели. Я ведь и пожаловаться могу. И тогда вам не поздоровится. Точно не поздоровится.

— Да неужели? — прервал поток угроз капитан. — Страшно-то как! Сейчас в штаны наложу от ужаса. — Простоватое лицо капитана и вовсе приняло придурковатое выражение. Андрея даже покоробила вся эта сцена, но он не подал виду. Спектакль продолжался.

— Значит, жаловаться будете? — нарочито удрученным тоном, в котором сквозила явная издевка, спросил Казаков.

— Буду! — буркнул Гомельский.

— Что ж, ваше право. Да вы садитесь, Иван Иванович, — капитан кивнул на стул. Гомельский опустился на его жесткое сиденье, но только он успел это сделать, как ножка стула подломилась, и Гомельский с грохотом рухнул на пол.

Андрей вытаращил глаза от изумления. Все происходящее, казалось, было взято из какой-то дешевой пьесы.

— Ай-ай, какая неловкость, — воскликнул Казаков, не спеша прийти на помощь упавшему со стула. Однако тот поднялся сам. Он, видимо, совсем растерялся и пал духом, потому что лицо, еще несколько минут назад распаренно-красное, посерело, глаза затравленно бегали, ноги заметно дрожали.

— Ну и мебель у вас, — произнес он почти шепотом.

— Да, мебелишка, конечно, того… — откликнулся капитан, — но вы же сами понимаете, нет средств, нынче кругом хозрасчет, самоокупаемость.

— Я бы мог… — несмело произнес Гомельский.

— Поправить наше материальное положение, — продолжил за него капитан. — Взятку предлагаете?

Гомельский отчаянно закрутил головой.

— Вы все же сядьте. Вон рядом стул стоит, он вполне исправный. Садитесь, садитесь.

Гомельский нерешительно топтался на месте.

— Да садись же, я тебе говорю!

Несчастный сел на самый краешек стула, готовый в любую секунду соскочить с него.

— А знаете ли, Иван Иванович, — сладким тоном начал Казаков, — что вы из свидетеля переходите в разряд подозреваемых? Конечно, на меня можно жаловаться, но двойное убийство — это не шутка.

— Какое убийство?! — неожиданно воспрянул духом Гомельский. — У меня алиби!

— Похвально, — задумчиво произнес капитан, — юридическая грамотность широко шагнула в массы. Телепередача «Человек и закон» все же не зря выходит на экраны. Да насрал я на твое алиби! — довольно оригинально закончил свою сентенцию во славу «Останкино» капитан. — Алиби! — издевательски повторил он. — В прошлый раз вы мне так ничего и не сообщили. Как попали два ваших дружка-уголовничка в так называемое летнее кафе? Что они там делали? Что это вообще за кафе такое, без оборудования, без запаса напитков?

— Я же говорил, они сторожили…

— Что сторожили? Что?! Что они там раскапывали? Молчите? Ничего, три денька в камере освежат вашу память.

— Но я… — судорожно сглотнув, произнес Гомельский.

— А знаешь ли ты, голубчик, — вкрадчиво промолвил Казаков, — что дружки твои покойные Балашов и Курехин пропали из морга, похищены. Нету их трупов. Об этом тебе что известно?

Из серого Гомельский стал зеленым. Он бессмысленно открывал рот, и казалось, его вот-вот стошнит.

— Эй, эй! — испуганно воскликнул капитан. — Не смей здесь блевать. Беги скорее в туалет.

Но Гомельский справился со рвотными позывами. Он вытер с лица обильный пот и перевел дух.

— Хорошо, — спокойно заявил он, — я все расскажу.

3