Солнце мертвых

— Вот, Матрена, привел к тебе ученого! — сообщил Недоспас, кивнув на Володю.

— Ну, какой я ученый, — забормотал тот, пряча глаза от строгого взгляда старухи.

— Ученого, — раздельно повторил Стас, словно вкладывая в это слово какой-то иной смысл. — Интересуется молодой человек историей нашей Лиходеевки.

— Бывали у нас ученые, — равнодушно сказала старуха.

— Мало ли что бывали. Ты расскажи ему какую историю. Ты ведь их много знаешь.

— Какую историю? — старуха недовольно посмотрела на Володю. — Не знаю я никаких историй. Скоро вон «Богатых…» показывать будут, вот это история. Аунасчего, лес, даполяна, да могильная яма… — Она усмехнулась.

— Что за могильная яма? — переспросил Володя.

— Это я к слову. Поговорка такая. Мол, нечего тут делать.

— Что значит — нечего делать?! — строго сказал Недоспас. — Пришел человек специально. Интересуется Лиходеевкой, не для себя, для общества старается, а ты поговорками его смущаешь.

— Ладно уж, — смилостивилась старуха в ответ на упреки Стаса. — Заходите в дом. Только разувайтесь, а то грязи нанесете.

Володя послушно разулся, но заметил, что Стас и не подумал последовать его примеру.

Через полутемные сени они вошли в просторную комнату, которую бы следовало назвать горницей, но язык не поворачивался сделать это. Обстановка комнаты настолько поразила нашего исследователя, что он широко раскрыл глаза и на секунду потерял дар речи. Мебели, собранной здесь, явно было место в музее. Она была изготовлена, как неуверенно определил Володя, не раньше начала прошлого века. Козетки и пуфики, высокое вольтеровское кресло, небольшое ореховое бюро на гнутых ножках — подобную мебель Володе приходилось видеть только в кино. И пол был застелен не какими-нибудь деревенскими домоткаными половиками. Настоящий большой ковер покрывал почти все его пространство. Явно не к месту был экран большого телевизора, тускло мерцавший в углу.

Старуха неодобрительно смотрела на гостей и, казалось, чего-то ждала. Володя молчал, не зная, с чего начать разговор.

Стас небрежно уселся на пуфик и глянул на старуху.

— Давай, Матрена, рассказывай, мы ждем!

— Чего рассказывать-то?! — обозлилась старуха. Чего ты, старый, ко мне привязался?

Володя машинально отметил, что бабка называла Недоспаса старым. «Видимо, так трансформировалось его имя — „Стас“, — мелькнула мысль.

— Ну расскажи хотя бы, как ты с государыней общалась, — небрежно промолвил Недоспас. Казалось, что ему ужасно скучно от всего происходящего.

— Девчонкой я была, — охотно начала старуха совсем другим, тягучим и сюсюкающим тоном. — По нашим местам проезжала тогда матушка императрица. Остановилась в соседнем поместье, верст за тридцать от Лиходеевки, у князя Путятина. Там кто-то ей про нас рассказал. И захотела государыня на нас посмотреть и расспросить о житье-бытье.

«Интересно, о какой это императрице рассказывает бабка? Скорее всего о последней — Александре, жене Николая Второго.

Неужели она помнит то время? Конечно, на вид бабка стара, но не настолько же! Интересно, с какого она года?»

— Вот приезжает она в Лиходеевку, — невозмутимо продолжала старуха, — с нею, конечно, свита, слуги, челядь всякая и этот одноглазый при ней. Запамятовала его фамилию.

— Потемкин, — зевнув, подсказал Стас.

— Да-да. Светлейший.

— Кто? — вытаращив глаза на бабку, спросил Володя.

— Князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический, — невозмутимо сообщила старуха. — Подкатывают к нашему дому в каретах и экипажах. Императрица, значит, из кареты вылазит, а Григорий Александрович величества ее ручку подхватывает и ведет в наш дом.

Батюшка мой, конечно, выскочил, не знает, что делать. Ведь этакая честь! А матушка-государыня спокойно так входит в залу, вот прямо сюда, и усаживается на диванчик, на тот, где вон он сидит, — она кивнула в сторону Недоспаса. — Челяди набилось — некуда яблоку пасть. Ну, царица этак головой кивнула: мол, пошли все вон. Тотчас же зала опустела. Осталися только Потемкин и батюшка. И я, грешница. Спряталась вот тут, за бюро, и смотрю одним глазком.

«Ты, говорят, ворожить умеешь», — обращается государыня к батюшке.

«Не вели казнить», — кинулся он ей в ноги.

Потемкин подскочил, поставил его.

«Не бойся, — говорит государыня, — я не велю тебя в острог везти». — По-русски она говорила не очень чисто.

Словом, приказала батюшке погадать. Что дальше было, я не ведаю. Узрел он меня и пальчиком на дверь показал: мол, чтоб духу твоего не было. Я выскочила из-за бюро, а матушка-государыня к себе поманила, по головке погладила… Чего уж батюшка ей наворожил — не знаю. Только вскорости нашу деревню от всяких податей освободили. Вот как было, — с гордостью закончила старуха.

Володя слушал этот рассказ и не знал, что и подумать. «Скорее всего старуха со сдвигом», — решил он.

Безобразова между тем с минуту помолчала, потом включила телевизор, всем своим видом показывая, что общаться больше не желает.

Недоспас поднялся и кивнул Володе, указывая на дверь.

Он сухо попрощался, Володя прошептал «до свидания», и они вышли.

— Как же это понимать? — обескураженно спросил Володя.