Солнце мертвых

— Раскопки, говоришь. А что это даст? Ну, допустим, выкопаем мы парочку мумий, а дальше? Что мы с ними будем делать? В музей, что ли, сдадим? Впрочем, если мы начнем раскопки, то, возможно, активизируем те силы, что стоят за всем этим. Попробовать стоит. Сегодня же обращусь за разрешением в отдел архитектуры. Кроме того, необходимо разобраться, что это за кладбище такое и почему к нему проявляют столь значительный интерес. Для этого нужно навести справки в местном музее.

Хуже всего, что не за что зацепиться. Все ниточки обрываются. Да, собственно, и ниточек-то нет. Этот Гомельский почти наверняка говорит правду. Да и к чему врать? Я, конечно, допускаю, что у него рыльце в пушку, но на столь кровавое преступление он, несомненно, не способен. Да и совершенно очевидно, что он смертельно напуган. Интересно, что они все же ищут на этом кладбище? Все эти сказки о мумиях, конечно, пустая болтовня! Может быть, сокровища?

Вполне возможно, что некогда в этих местах был закопан клад, а нынче всплыли какие-то документы и начались поиски. Очень может быть, что два уголовника, которым поручили поиски, что-то нашли, но делиться не захотели, за что и пострадали. Впрочем, это только догадки. Необходимо срочно получить разрешение на проведение раскопок. Этим я займусь лично, а ты постарайся разузнать побольше о старом кладбище.

И они разошлись, каждый по своим делам.

Первым делом Андрей отправился в краеведческий музей. Но тот, к его досаде, был закрыт. На дверях висел огромный, слегка проржавевший замок, свидетельствующий, что данное учреждение не функционирует не один день. Пробовал он расспрашивать и жильцов домов того района, где якобы находилось старое кладбище. Никто не мог рассказать ничего конкретного. Тот факт, что кладбище действительно существовало, не отрицался никем. До сих пор во время ремонта теплотрасс, из канализационных сетей вместе с землей на белый свет извлекали обломки трухлявого дерева и древние кости. Но вот что это было за кладбище, когда основано, а главное, что уж в нем было такого достопримечательного, не мог ответить никто. Правда, после пары бесед с теми, кто жил в этом районе больше десяти лет, у Андрея создалось впечатление, что люди знают больше, чем говорят. Одна пожилая женщина вообще отказалась говорить о кладбище. Она искоса посмотрела на молодого милиционера, поджала губы и перекрестилась. Так ничего толком и не узнав, Андрей с досады плюнул и пошел назад в управление. Там его уже поджидал капитан Казаков. Вид у начальника был не менее раздосадованный, чем у его подчиненного.

— Дрянь дело! — раздраженно сказал он. — Не могу добиться разрешения на раскопки.

— Почему? — изумился Андрей.

— И сам ничего понять не могу. Главное, никто толком не может сказать, почему нельзя копать. Прямо не отказывают, но говорят: повремени.

— Что значит — повремени?

— А вот то и значит. Был в архитектуре. Архитектор в отпуске, а заместитель без него не может, видите ли! Идиот! Почему, спрашиваю, нельзя копать?! Отвечает, что в том месте проложены какие-то важные трассы, а схемы их расположения отсутствуют. Врут, очевидно. Я отправился к коммунальщикам, там та же история. Не можем, мол, разрешить рыть без согласия архитектуры, и все тут. Я спрашиваю: вы каждый год ремонты делаете, тоже разрешения у архитектуры спрашиваете? Это, отвечают, совсем другое дело. Словом, от ворот поворот. — Казаков махнул рукой и взглянул на Андрея.

— А у тебя что?

Лейтенант сказал, что у него дела не лучше.

— Плохо! — подытожил Мирон Захарович Казаков и достал из кармана громадный клетчатый платок.