— Вместе, — раздалось откуда-то с небесных высот. В темноте старуха казалась почти такой же огромной, как деревья. — Надо вместе: я и человек. Сообща.
Бабушка, совершенно точно, была сумасшедшей. А сумасшедшим, это Антошин знал наверняка, главное — не возражать. Еще не хватает, чтобы она истерику закатила посреди ночного леса. Что он тогда будет с ней делать?
— Вместе так вместе, — согласился Антошин. — Только как же мы сообща будем веревку о ветку тереть? Я держать буду, а вы тереть? Или как?
Сумасшедшая старуха на вопросы не отвечала, повторяла только:
— Вместе, — и наступала на полковника. — Вместе. Вместе. Вместе.
Она повторяла это слово таким тоном, будто собиралась не огонь вместе разводить, а чем-то другим заниматься, очень важным и значительным.
Старуха подошла совсем близко. Антошин смотрел на нее снизу вверх. Там, наверху, сиял один глаз и белел отвратительный зуб-гигант.
Полковнику стало не по себе.
— Вместе, — снова повторила старуха и протянула ему кусок веревки.
Веревка была другая, не его. Да и бог с ней… Может, и хорошо? Может, веревка сумасшедшей бабки окажется более воспламеняемой?
Антошин улыбнулся (с сумасшедшими ведь надо по-доброму) и произнес как умел ласково:
— Давайте вашей попробуем. Вдруг лучше получится?
Он протянул руку к веревке.
И тут прямо перед его глазами за бабушкиной спиной вспыхнул свет. Огонь!
Сначала показалось, что свет каким-то непостижимым образом висит над землей. Но потом стало ясно: его держит человек.
— Не бери у нее ничего! — крикнул человек с огнем. — Не вздумай что-нибудь у нее брать!
Старуха, не мигая, смотрела на Антошина своим сверкающим глазом.
— Давай вместе! Давай! Вместе! Сообща! — повторяла она.
Человек с огнем в руках подбежал к старухе, прочерчивая на ходу факелом, как кистью, странные фантасмагорические узоры. Потом он остановился и, пританцовывая, запричитал:
— «Плакун! Плакун! Плакал ты долго и много, а выплакал мало. Не катись твои слезы по чистому полю, не разносись твой вой по синему морю, будь ты страшен бесам и полубесам, старым ведьмам киевским и Лиху Одноглазому».
Старуха пошатнулась, но устояла на ногах.
А человек продолжал свои заклинания:
— «А не дадут тебе позорища, утопи его в слезах, да убегут от твоего позорища! Будь мое слово при тебе крепко и твердо век веком! Век веком! Да поможет мне Сварожич — сын Сварога! Да поможет мне!»
Как исчезла старуха, полковник не заметил. Казалось, она просто растаяла в черном лесу.
Выскочила луна. И Антошин увидел, что вместе с сумасшедшей бабкой исчез и пенек, на котором она сидела.
«Эта старуха пеньки с собой, что ли, носит, как складные стульчики? — удивился Антошин. — Бред какой-то…»
Человек положил горящий факел на землю и произнес:
— Давай накидаем на него веток — будет костер… Ты меня спас. И я тебя спас. Это правильно.
Костер начал разгораться. В его веселом свете разглядеть человека напротив было совсем просто. Впрочем, Антошин давно уже узнал его по голосу.
Сомнений не было: перед ним сидел Малко.
Пламя поднималось всё выше.
«Если костер не погребальный, он всегда горит весело», — подумал Антошин.
Малко еще подкинул веток в огонь и спросил:
— Ты, что ли, не знаешь, что с Лихом Одноглазым встречаться нельзя? Если с Лихом Одноглазым встретишься, оно на тебя такую порчу наведет — век мучиться будешь.
Полковник усмехнулся:
— Ты ничего не путаешь, Малко? Я же встречался с ним, говорил. Где же порча? Или она позже возникнет? Как тут у вас принято?
— Не волнуйся. — Малко шевелил ветки в костре. — Почему-то не смогло оно тебя пронять. Видать, потому, что ты инородец.
— Инородец, — согласился Антошин.
— Странно. А я думал, инородцы немые всегда. — Малко задумчиво помолчал и продолжил: — Вот если бы вы с ним руки друг другу пожали — тогда уж всё. Конец тогда уж. Инородец ли ты говорящий или местный кто — все одно конец.
Мальчик внимательно посмотрел на Антошина.
«Сколько ему лет? Тринадцать? Четырнадцать? Больше? — подумал Антошин. — Хотя… Если у человека на глазах зверски убивают родителей, он, наверное, мгновенно становится взрослым. А может, вообще здесь дети быстрей взрослеют. Мой-то сын его ровесник, а совсем пацан. А этот — уже мужчина».
Малко прошелся по поляне, взял оба меча, которые принес с собой Антошин, и на всякий случай положил рядом с собой.
Он посмотрел на полковника и спросил требовательно:
— Я немножко понимаю язык обров… Мало, но понимаю… Ты ведь сказал им, что я — твой друг. Зачем ты это сказал? Почему ты спас меня? Прежде чем я тебя убью, я должен это выяснить… Отец говорил, что тайна для того и существует, чтобы ее раскрывать.
«Опять меня собираются убивать… — вздохнул Антошин. — Как же мне это надоело!»
4
Ночная птица, ухнув, пролетела над самым костром и растворилась в темноте леса.
Малко не обратил на нее никакого внимания. Он смотрел на Антошина так пристально, что полковник не выдержал его взгляда и опустил глаза.