Солнце на дороге

Господи, как же нравился Антошину этот рассудительный, взрослый мальчишка!

Полковник улыбнулся:

— Это красивые слова. Если ты и вправду взрослый человек, то чего тебе бояться? Ты — один, я — один. Даже если ты подозреваешь, что я хочу убить тебя, — это будет поединок равных соперников. — Антошин понял, что парень сомневается. — Впрочем, кому я все это рассказываю? Мальчишке…

Малко взял один из мечей и бросил Антошину.

Парень кидал точно: меч упал прямо у ног полковника.

Антошин поднял меч, встал.

Вскочил и мальчишка. В глазах Малко не было страха — в них была решимость.

Антошин начал водить над мечом руками, делая пассы, которые должны были выглядеть таинственными. После чего начал тереть меч о рукав рубахи.

Малко с интересом наблюдал за происходящим.

Когда меч уже был достаточно наэлектризован, Антошин встал на одно колено и начал говорить.

Патетика трудно давалась полковнику Николаю Васильевичу Антошину. Но юный житель древней Руси должен был ему поверить, и полковник старался.

— «Небо, солнце и луна, придите ко мне! — причитал Антошин. — Солнце, небо и луна, дайте мне силу! — Главное, было не расхохотаться. — Травы, листья и цветы, придите ко мне! Я зову вас!»

Полковник поднес наэлектризованный меч к сухой травинке, которая хорошо была видна в свете костра, и травинка послушно потянулась к мечу.

Малко замер.

— «Травы, листья и цветы, придите ко мне!» — продолжал «шаманить» Антошин.

И какой-то маленький цветочек тоже жадно потянулся к мечу.

Теперь предстояло сделать главное, то, ради чего и затевался весь этот цирк.

Антошин возвысил голос:

— «И ты, человек, приди ко мне! Приди ко мне тот, к кому я прилетел из заоблачной страны, от самого солнца! Приди ко мне, человек!»

Антошин был убежден, что мальчишка не ослушается его команды.

Но Малко поступил неожиданно. Он упал на траву и завыл:

— Я понял! Я понял! Ты — один из богов! Только бог может призвать к себе небо, солнце и листья! Ты — бог! А я… А я… Я хотел убить тебя! Убить бога… И еще я… Я…

Он не смог договорить. Его тело сотрясалось в рыданиях.

Антошин подавил в себе желание успокоить парня: торжественный настрой нельзя было терять ни в коем случае.

— Встань, человек! — провозгласил Антошин. — Я прощаю тебе то, что ты не узнал меня! Я прощаю тебе и то, что ты дважды хотел убить меня! Я прощаю тебе твои прегрешения!

Но мальчика волновало, оказывается, совсем не это.

Сквозь слезы он прошептал:

— Родители… Я не сумел похоронить их как до́лжно… Я не знаю похоронных заклинаний… Я не нашел похоронных сосудов, и мне пришлось закопать их прах в своей рубашке… Прости меня, бог! Но ведь их души все равно попадут в Вырий, правда?

— Разумеется, — растерянно ответил Антошин. — А куда им еще попадать-то, кроме этого… Как его?.. Вырия, да… Больше и некуда попадать, в сущности.

Мальчик поднял голову:

— Ты точно это знаешь, точно?

— Да я вижу, как их души уже гуляют по Вырию. Вижу. Вон. Гуляют по Вырию. Души их.

Малко улыбнулся радостно и свободно и сказал с облегчением:

— Тогда ты можешь делать со мной все, что захочешь. Тогда мне не страшно.

«Получилось! — обрадовался Антошин. — Теперь у меня есть проводник. Очень хороший проводник. Настоящий».

Но на всякий случай спросил:

— Теперь ты веришь, что я — из заоблачной страны?

Малко посмотрел на Антошина глазами, полными обожания, и спросил:

— Скажи, бог, а ты видел Сварога? Какой он, Сварог?

— Об этом — после, — отрезал полковник. — И вообще, пожалуйста, не называй меня богом.

— А как мне тебя называть?

«Хороший вопрос, — подумал Антошин. — Я же должен был по этой стране невидимым ходить, а невидимому имя не нужно. А вот как оно все получилось… Черт его знает, какие у них тут имена».

А вслух спросил:

— А как у вас называют путников?

— Разве бог — это путник? Бог — он наоборот, он всюду, он…

Антошин перебил:

— Так. Всё. Хватит про бога. Вот пришел человек из другого края. Как его называют?

— Инородец.

— Годится. Я — Инородец.

— Нет… — вздохнул Малко. — Не годится.

— Почему?

— Во-первых, бог не может быть инородцем. Это неправильно. А во-вторых, ты не инородец. Инородцы должны быть немыми, а ты разговариваешь…

Антошин удивился:

— А почему, собственно, они… то есть мы, инородцы, должны быть немыми?

Пришло время изумляться Малко:

— Ты когда-нибудь видел, чтобы инородец разговаривал? Они же не знают нашего языка! Как же они могут говорить?

В этом была какая-то логика. Странная, древняя, но была: действительно, если человек не говорит на твоем языке, то чем он, в сущности, отличается от немого?

— Значит, так, — твердо произнес Антошин. — Я не бог… Разумеется, не бог. Я — инородец. Но не какой-то там просто, а инородец из заоблачной страны. Поэтому я не только могу с тобой говорить, но и говорить на всех языках. Потому что я из заоблачной страны. Понятно?

Малко кивнул.

Антошин решил считать этот кивок утвердительным.

Начало светать.

На черном небе образовалась желтая лысина. Постепенно она становилась все шире.

Зачирикали первые птицы. Радостные утренние звуки леса были куда приятней мрачных ночных.

— Ты должен идти за мной, — осторожно произнес Антошин.