Антошин не считал себя сентиментальным человеком. Он все понимал. Ему было ясно, например, что в этой стране, где, как выяснилось, довольно узкие дороги, нельзя оставлять в живых двух врагов: шанс встретить их слишком велик.
Полковник еще повертел в руках меч. Посмотрел на него и так и сяк…
— Ну хорошо, — согласился Азамат. — Твой венок лучше. Дай мне его.
И Тутай, по-детски искренне улыбаясь своими отвратительными зубами, надел венок на голову Азамата.
Обры счастливо улыбались.
Антошин сейчас не мог их убить. Что бы там ни говорила логика — не мог.
— Лучше ты. — Антошин дотронулся своим мечом до меча Малко и подумал: «Что ж я делаю? Я заставляю ребенка стать убийцей!» И видимо, чтобы оправдать самого себя, полковник добавил: — Эти люди убили твоих родителей.
Малко ответил мгновенно и жестко:
— Я не могу убивать безоружных. Сварог не велит. Пошли.
Около костра валялась то ли большая тряпка, то ли рубашка одного из обров. Малко подобрал ее зачем-то, взял под руку Антошина, и они быстро двинулись в сторону леса.
Тутай закричал жалостливо:
— Родители уходят!
Казалось, он вот-вот заплачет.
— Возвращайтесь! Возвращайтесь! — совсем детским голосом заверещал Азамат.
Полковник поднял глаза. Солнце уже почти спряталось за деревья.
«Меня уже не должно было быть в живых», — подумал он.
Страшные обры смотрели им вслед. Из их глаз катились быстрые детские слезы.
Малко сказал, что чернобыльник действует недолго, однако он не торопился убегать. Парень опустил голову, внимательно вглядываясь в траву. Он явно что-то искал и, не прерывая поисков, объяснил:
— Я бросил мешок, когда убегал. Нам надо обязательно его найти. Во что бы то ни стало!
«Почему нам так необходим мешок с провизией? — удивился Антошин. — Что мы, сами в лесу не прокормимся? Надо уходить, пока обры в себя не пришли».
Вслух, однако, ничего не сказал.
Они ползали по траве, раздвигали кусты…
Мешок словно испарился.
— Лес забрал… — вздохнул Малко. — Плохо дело: теперь дороги не будет. Обиделась на нас дорога, понимаешь?
Антошин не понимал. Но расспрашивать не стал.
4
Малко сказал, что надо идти всю ночь, а когда станет светло, он найдет травы, которые вылечат избитое тело Инородца.
Антошин послушался мальчишку. Собственно, у него не было иного выхода.
Малко шел понурив голову.
— Ты чего такой грустный? — Антошин попытался улыбнуться разбитой губой. — Подумаешь, сумка с едой. Что мы, еды, что ли, не отыщем?
— При чем тут еда?! При чем?! — Малко перевел дыхание. — Я потерял одолень-траву. Она помогает всем, кто идет. Как мы без нее дойдем до моря-океана? Мы потеряли одолень-траву, на нас обиделась дорога. Нам будет очень трудно.
Сил на то, чтобы спорить, удивляться да просто реагировать, у Антошина не осталось.
Ушибы ныли. Разбитая губа болела. Из ран периодически сочилась кровь. Идти было тяжело, а главное, неохота. Хотелось рухнуть… да хоть на этот мягкий мох… и вырубиться. Наплевав на всё, забыв про всё — просто рухнуть и уснуть.
Но полковник шел. Почти не видя ничего. Не чувствуя ничего. Не думая ни о чем. Как будто у него единственное дело в жизни — идти. Только с нетерпением смотрел на небо: когда ж оно наконец порозовеет? И молил солнце: «Выйди поскорее, пожалуйста, появись!»
Он остановился, потрясенный не увиденным, а понятым.
Антошин вдруг осознал, что с тех пор, как он попал в это время, его жизнь стала сильнее зависеть от солнца. Раньше он вообще не обращал на него внимания. Светит — и ладно. А сейчас понял, что жизнь людей каким-то мистическим образом здесь зависит только от этого жаркого далекого светила. Только от него.
Небо почему-то розовело робко, а голубело быстро. В один миг розовое пространство стало светло-синим, словно краску плеснули на небеса.
«Может быть, все наши проблемы, проблемы моего времени, оттого и происходят, что мы забыли про солнце?» — подумал Антошин.
Мысль была занятная. Ее приятно было бы развить дальше.
Но тут Малко объявил:
— Всё. Хорошее место. Садись, Инородец. Будем тебя лечить.
Антошин рухнул на землю, прислонившись спиной к дереву.
Малко исчез, но вскоре появился, держа в руках широкие листья какой-то травы.
— Подорожник, — сказал он, разминая листья руками. — Приложи к ранам, пока я полынь буду искать. Она поможет.
Малко было лет четырнадцать — мальчишка совсем. Но этот мальчишка обладал навыками, которые в двадцать первом веке не могут обрести многие взрослые, да часто так и умирают, не обретя их. Малко понимал язык жизни. Жизнь вовсе не пугала его: он знал, как с ней договориться.
Укрытые подорожником, раны болели меньше. А может быть, Антошину просто очень хотелось, чтобы было так.
Малко опять исчез, но вернулся так же быстро, как и в первый раз. Теперь он нес охапку травы.
— Полынь горькая! — радостно воскликнул он. — Здесь ее очень много.
Он расстелил на пне тряпку, взятую у обров, положил на нее траву и рукояткой меча принялся толочь ее до появления сока. При этом объяснял несведущему Антошину: