— Видишь, как Сварог все здорово устроил. Из полыни-чернобыльника отвар сваришь — трава забвения получается. А растолчешь — получается сок, лекарство. Можно на раны положить.
Но Антошину надо было поговорить про другое. Очень надо. Его мучило, что, пусть даже в мыслях, он мог допустить, что Малко его предал.
— Представляешь, я боялся, что ты сговорился с этими обрами… — вздохнул Антошин. — Прости меня… Я виноват. Я плохо о тебе подумал.
Малко оторвался от своего дела.
— Ты думал, что я могу сговориться с убийцами своих родителей? — ошарашенно спросил он. — Инородец, откуда же ты пришел только? Из какой страны? Как же вы там живете, если тебе такие мысли приходят в голову?
Антошин смутился:
— Ну, я не знаю… Я думал, может, у вас тут какое-то иное отношение к смерти и вы…
— Отношение к смерти везде одинаковое, — перебил Малко полковника. — Мой отец говорил, что смерть никто не хочет приближать, но когда она приходит, ее принимают смиренно, понимая, что у человека просто вышел срок.
Малко порвал тряпку на лоскуты, намочил их соком полыни и приложил к ранам Инородца.
Скоро полковник был обклеен компрессами, как заплатками. Раны действительно стали болеть меньше.
Антошин вздохнул.
— Это плохо — не верить человеку. — Подумал немного и спросил: — А ты мне веришь?
Малко задумался на мгновение, а потом сказал совершенно спокойно:
— Ну мы ведь вместе идем по дороге.
Антошин понял: это лучший ответ на его вопрос. И провалился в сон.
Полковник спал крепким сном человека, который только что чудом избежал смерти. Спал и не видел, как Малко, борясь со сном, меняет ему повязки, потому что знает: нельзя допустить, чтобы сок полыни засох на ране.
Он лечил Антошина, изо всех сил стараясь не думать о том, какие ужасные испытания ждут их впереди.
Малко не предчувствовал будущие трудности, но твердо знал, что они будут. Ведь он потерял одолень-траву! Как идти без такого оберега? Как без него отыскать море-океан?
Потеряв одолень-траву, они предали дорогу, которая вела к морю, свернули с нее. Пусть не по своей вине, но ведь все равно — предали.
«Дорога не прощает, когда ее предают, — думал мальчик. — Просто так она под ноги не стелется. Новая дорога, конечно, тоже хорошая: она увела нас от обров. Но как теперь отыскать другую, нужную, свою — ту, которая ведет к цели?
Ясно одно: впереди ждут испытания. А коли так — не надо ждать, пока они набросятся из-за деревьев, словно подлые обры. И если ты знаешь это, нужно самим двигаться им навстречу. Так всегда говорил отец. Если выдержим, дорога простит и приведет к морю».
Малко посмотрел на спящего Антошина.
Инородец казался ему хорошим, но очень слабым человеком, который не ведал очевидных вещей. Он жил неправильно — то есть не знал правил, по которым можно договариваться с жизнью. Такой человек вряд ли может преодолеть трудности.
«Что же делать? — спрашивал себя мальчик. — Отец говорил: «Рассчитывай только на себя, Малко. А если кто тебе поможет, прими эту помощь как подарок».
Мальчик знал, что надо делать. Знал, где искать испытания. Знал, кто станет их испытывать. Он всё ведал.
И потому ему было очень страшно.
Антошин проспал целый день. Малко не тревожил его: пусть набирается сил. Тем более до вечера все одно делать нечего.
Ведь с той, которая будет их испытывать, а потом, если, конечно, они выдержат испытания, укажет дорогу к морю, можно встретиться только вечером. И чем позже вечер, тем больше вероятность этой жутковатой, но необходимой встречи.
Малко снял повязки с ран полковника.
Сок полыни оказал свое волшебное действие: кровь уже не сочилась, значит, раны начали зарубцовываться. Да и из синяков полынь вытянула болезненный синий цвет.
Антошин спал спокойно, дыхание его было ровным и тихим.
«Если дорога хочет, чтобы мы пришли к морю, она простит невольное предательство и подарит нам ту встречу, на которую я надеюсь и которой боюсь, — думал мальчик. — А если нет? Значит, боги не хотят помогать Инородцу и нам никогда молодильных яблок не отыскать».
Успокоенный этими мыслями, мальчик лег рядом с Антошиным и мгновенно уснул.
Какая-то непонятная сила заставила ее выйти из воды и направиться на неслышимый зов.
Шла совсем недолго, расчесывая гребнем свои длинные белые волосы, которые едва прикрывали ее наготу.
Шла, напевая свою любимую песню:
Дорога не спрашивала, куда идти, — привела сама куда надо.
Двое мужчин спали крепким сном.
Один — немолодой, какой-то избитый, в общем неинтересный.
Зато другой… Ноги длинные, прямые. Кожа розовая. И главное, молоденький такой.
Лечь бы рядом, обнять, прижаться, слиться с ним — так, чтобы навсегда.
Нельзя.
Он должен сам к ней прийти. Сам.