Читаем Солнце над рекой Сангань полностью

— Да, да. Но не обязательно сегодня, договорюсь в другой раз. Уж поздно, я пойду, — и не дожидаясь ответа, он торопливо вышел из комнаты.

В воротах он столкнулся с детьми, руки у них были полны фруктов.

— Отец еще в саду?

— Да, он еще там, — в один голос ответили дети, даже не посмотрев на него.

ГЛАВА XXVIII

Ночью в саду

Уже совсем стемнело, когда Жэнь Го-чжун вышел переулком на западную окраину. В тишине слышно было лишь, как стрекочут цикады в поле, как гудят вокруг комары; издалека доносилось кваканье лягушек.

В саду была непроглядная тьма. Жэнь Го-чжун шел, низко пригибаясь к земле, силясь разглядеть дорогу и шаря вокруг себя руками, чтобы не наткнуться на дерево; наконец, он увидел впереди костер и направился к нему. Услышав журчанье ручейка, он понял, что идет правильно, и, успокоившись, замурлыкал песенку.

— Трус этот Ли Цзы-цзюнь, — мелькнуло у него в голове, — даже домой не показывается. Нужно припугнуть его.

В ворохе полыни и сухих листьев медленно разгорался огонь. Густой дым поднимался кверху, но, встретив преграду из плотной листвы, стелился над землей тонким прозрачным пологом, распространяя вокруг едкий запах.

Слабое пламя костра освещало лишь одно-два дерева и хижину сторожа.

У костра никого не было. На зов никто не откликнулся. Стояла полная тишина, только откуда-то издали доносился еле слышный стук топора. Жэнь Го-чжуна охватил страх, и он решил было повернуть обратно. Но вдруг поблизости мелькнул красный огонек — кто-то курил сигарету.

— Кто там? — радостно крикнул учитель. Ответа не последовало, огонек погас. Жэнь Го-чжуну опять стало не по себе, он бросился вперед, но споткнулся и упал. Подымаясь, он разглядел с десяток корзин, стоявших на земле. Наконец, в темноте прозвучал чей-то голос:

— Что за чорт? Кто тут путается? Все плоды передавил!

По голосу Жэнь Го-чжун узнал старого Ли Бао-тана, сторожа в саду помещика Ли Цзы-цзюня.

— Дядя Бао-тан! — крикнул он, сдерживая досаду. — Вот так так! Сидит и смотрит, как человек падает! Да еще ругается. Я ищу брата Ли. Он, верно, домой пошел?

Старик не ответил и стал поднимать опрокинутые корзины.

— Где брат Ли? — повторил Жэнь Го-чжун.

Старик откинул голову и посмотрел куда-то за спину учителя; в его холодных бесстрастных глазах отразились лишь блики огня. Жэнь Го-чжун собрался было задать тот же вопрос в третий раз, как вдруг позади него раздался голос:

— Это ты, старый Жэнь?

Жэнь Го-чжун быстро обернулся.

— Долго ты заставляешь себя искать, — сказал он. — Куда это ты спрятался?

— Не кричи. Ты ко мне по делу? — Ли Цзы-цзюнь протянул ему сигарету.

— Какие дела? Не видел тебя несколько дней, пришел навестить. Я знаю, у тебя на сердце тоже неспокойно.

— Ты ужинал? Я — нет, не пошел домой сегодня. Дядя Бао-тан, сходи принеси чего-нибудь поесть да прихвати одеяло. В саду прохладнее спать, лучше чем дома.

Ли Цзы-цзюнь поднял руку, сорвал хулубин и протянул его Жэню:

— Смотри, какой крупный!

— Комаров-то сколько! — Жэнь Го-чжун с силой хлопнул себя по лбу. — Говорят, у тебя в этом году прекрасный урожай.

— Урожай большой, а пользы нет. Каждый день отправляю по семь-восемь даней, выручаю тысяч пятьдесят. Заплатишь поденщикам, остается тысяч тридцать. Даже за весенние работы не могу рассчитаться.

Старый Ли Бао-тан повернулся и пошел по направлению к деревне.

— Поскорей продавай урожай! Лучше продешевить, чем отдать даром, — сказал Жэнь Го-чжун.

Оба присели на корточки. Оглядевшись по сторонам, Ли Цзы-цзюнь прошептал:

— Что нового? Живу здесь, точно в могиле, ничего не знаю.

— А ты не думаешь, что тебе надо скрыться? В деревне тебя считают богачом. Земли у тебя много, да ты и в старостах при японцах побывал. Надо быть настороже!

— Эх! — Ли Цзы-цзюнь подпер голову рукой. Даже при тусклом свете тлеющего огня его бледность бросалась в глаза. Помолчав, он снова вздохнул.

— Эх! И чего от меня хотят! Небу известно, как мною помыкали Сюй Юу и Цянь Вэнь-гуй, когда я был старостой.

Жэнь Го-чжун довольно наслушался о тех временах, о том, как приходилось Ли Цзы-цзюню откупаться от этих деревенских заправил, когда волость требовала зерна на пятьдесят тысяч, а они накидывали в свою пользу еще процентов двадцать. Народ, не в силах нести такие тяготы, гневно обрушивался на старосту. Но если Ли Цзы-цзюнь осмеливался перечить Сюй Юу или Цянь Вэнь-гую, они грозили пожаловаться на него в волость. Другие из их банды завлекали его в азартные игры и, сговорившись, обыгрывали. Все они имели связи с японцами или с предателями, и Ли Цзы-цзюнь не смел и рта раскрыть.

— Что толку винить их сейчас, — возразил Жэнь Го-чжун, — от этого тебе легче не станет. У Цянь Вэнь-гуя сын в Восьмой армии. Цзян Ши-жун нажился в старостах, он староста и сейчас. Теперь ни того, ни другого не посмеют тронуть. Только ты один с деньгами и без защиты. Страшно мне за тебя. Ты все боялся кого-нибудь обидеть, а все-таки врагов у тебя хоть отбавляй. И больше всего бойся шайки Чжан Юй-миня. Он был твоим батраком и, наверно, затаил на тебя жестокую обиду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза