Читаем Солнце над рекой Сангань полностью

Сам он был родом из деревни Лиюй и хорошо знал всю округу. Поэтому район и послал его с бригадой в Теплые Воды. А так как к Вэнь Цаю в районе отнеслись с уважением и доверием, старый Дун чувствовал себя под его началом крепко и уверенно.

Но не успел он еще разузнать, что нового произошло в Теплых Водах за время его отсутствия, не успел сообщить товарищам по бригаде всего, что знал о деревне прежде, как Вэнь Цай отправил его в Лиюй.

Когда Ян Лян и Ху Ли-гун рассказали Дуну о собранных ими сведениях и о собственных выводах, Дун не сразу понял, что́ их смущает. По правде говоря, его слишком занимали собственные дела. Придя в Лиюй, Дун застал своего брата больным. Брат начал уговаривать его поселиться в деревне, обещая выделить ему два му земли. Годы Дуна немалые, увещевал его брат, натерпелся он в жизни достаточно, пора им вдвоем отдохнуть, пожить на покое. Но Дуна предложение брата не соблазнило. Он хотел жить, как коммунист, работая на благо беднякам, чтобы и после смерти душа его обратилась в душу коммуниста. Но брат не сдавался. Оба они бобыли, настаивал он, работать для бедняков, конечно, хорошо, но ради предков[37] следует оставить после себя потомство. Он сам уже слаб, к супружеской жизни непригоден, а Дун мог бы заслать сваху к одной вдове в их деревне. Ей лет под сорок; она еще крепкая, вполне может родить, станет хозяйкой в доме. Теперь ведь Дун ходит в начальниках, и отказа ему не будет.

Старый Дун, всю жизнь проживший холостяком, даже смутился от такого предложения.

— Что за шутки! — только и сказал он брату. Но покой его был нарушен.

В тот же день деревенские власти объявили Дуну, что за революционные заслуги ему выделили виноградник в три му. Дун растерялся и промолчал. Он батрачил десятки лет. Собственный виноградник никогда ему и во сне не снился. А он, пожалуй, не против! «Побывать дома и обработать землю, время найдется, — думал он, — присмотреть за виноградником поможет брат. Но как отнесутся к этому товарищи в районе? А если не одобрят? Назовут его корыстным, отсталым?» — Но тут же одернул себя: «Что же, всю жизнь чужой хлеб есть? А будь у него земля, он ел бы свой. Какая же тут корысть? Он не разбогатеет, станет лишь трудиться на своей земле. Сказал же председатель Мао: «Каждому пахарю свое поле». Разве он, Дун, не проработал на земле десятки лет? Почему же не дать ему поля?» — И он в душе решил, что возьмет виноградник. А женится или нет — там видно будет.

Об этом он и хотел посоветоваться с Ян Ляном и Ху Ли-гуном. Но, не замечая его волнения, они продолжали свой разговор о работе актива, росте организации, об идейном воспитании, усилении вооружения… Наконец они все же обратили внимание на то, что Дуну не по себе, и, посоветовав ему отдохнуть, ушли на собрание.

Хотя на этом собрании присутствовало меньше народу, чем на первом, оно тоже затянулось до поздней ночи. Чтобы убедить крестьян в возможности реформы, Вэнь Цай дал подробный анализ современного положения. Он говорил о мощи Советского Союза, о демократическом движении в гоминдановских районах, о том, как гоминдановские солдаты устали от войны, рассказал о Гао Шу-сюне[38] и Лю Шань-бэне[39] и, наконец, сообщил об обороне Сыпингая и о Датуне. Восьмая армия уже окружила Датун и займет его не позже чем через две недели.

Стремясь как можно подробнее растолковать все крестьянам, Вэнь Цай говорил долго и часто прибегал к непонятным словам. И хотя речь его не была лишена интереса и затрагивала важные вопросы, многие не выдержали и задремали. Сам Вэнь Цай тоже изрядно утомился и, придя после собрания домой, сразу же лег и заснул.

Ян Ляну и Ху Ли-гуну пришлось снова отложить обсуждение своих планов. Не состоялось оно и на следующий день, — Вэнь Цай ушел в деревню Лиюй и отсутствовал целых два дня. Там он провел два собрания и повторил все, что говорил в Теплых Водах.

Тем временем Ян Лян и Ху Ли-гун, стараясь собрать как можно больше сведений, проверяли факты, сообщенные Чжан Юй-минем, чтобы понять наконец, как выполните свою основную задачу — зажечь огонь в крестьянских массах, разбудить их гнев против своих поработителей, феодальных помещиков.

ГЛАВА XXVII

Помещица

С приходом в деревню бригады районных работников среди школьников участились драки. «Долой помещичьих сынков!» — кричали ребята победней, и какой-нибудь мальчишка из богатой семьи поднимал рев. Во время игр озорники нарочно сбивали с ног детей, даже в будни одетых наряднее, чем остальные. Поднимался невообразимый шум, и учителям приходилось разнимать дерущихся.

После уроков школьники пели песню, которой обучил их Ху Ли-гун. Ее слова пришлись по душе детям бедняков. «Веками помещики нас угнетали. Восстанем же, рассчитаемся с ними…» — неслись звонкие детские голоса.

Учитель Лю никогда не наказывал детей бедняков и только ласково выговаривал им.

— Зачем вы их обижаете, — объяснял Лю драчунам. — Не могут они отвечать за отцов.

А помещичьих сынков, слабых и трусливых, которым теперь больно доставалось, он утешал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза