Солнце полуночи. Новая эра

Единственным источником света был огонь, пылавший в камине. Маленькое тело скрючилось в глубине кресла. Школьник был одет в шорты и майку с надписью «Юридическая академия». Справа от него стоял столик с бокалом темно-пурпурной жидкости. Это была смесь «кагора» и только что сцеженной крови. Школьник вовсе не являлся извращенцем. Он просто потреблял продукт, способствующий зондированию и быстро восстанавливающий силы.

Кресло раскачивалось, будто маятник часов, которые отсчитывали последние секунды жизни медиума. Пол кабинета был покрыт дубовым паркетом из имения бывшего губернатора. Школьнику нравилось дерево – «теплый» естественный материал, не создававший помех для энергообмена. Доски паркета издавали жалобные скрипы. Еще жалобнее звучал слабый человеческий голос. Мусе, пребывавшему в странном полусне, казалось, что кому-то прищемило пальцы…

Он рассказывал Школьнику о том, как легко Дьякон разобрался с людьми Атабека. Потом он почувствовал боль. Она зарождалась в кончиках пальцев, под ногтями, и колючими сороконожками пробегала по рукам. Стены кабинета и даже фигура хозяина представлялись Мусе полупрозрачными. Это была только пелена, скрывавшая прошлое. Нечто, трансформирующее пространство в измерение «X». Но никто, кроме Школьника, не мог отменить нарастающее жжение в конечностях. Боль присутствовала постоянно – как компенсация за эпизоды жизни, прожитые дважды…

Муса снова «видел» ЭТО: трупы боевиков Атабека, висящие на столбах; длинноволосого из свиты Дьякона, расстреливающего проституток на улицах; Мормона, сжигающего лавки и бумажные деньги; своры бродячих собак, пожирающих калек и уродцев, которые скапливались на Тротуаре Нищих; старый черный автомобиль без водителя, неуязвимый для реактивных гранат и крупнокалиберных пулеметов…

Лицо Школьника оставалось по-детски безмятежным, несмотря на то что память медиума воспроизводила не вполне правдоподобные вещи. Память могла быть ложной. Если верить Мусе, Черный Дьякон был чем-то средним между Микки-Маусом и Бэтменом – персонажами старых комиксов для слабоумных подростков. Но, как ни странно, Школьник верил. Он умел «качать» информацию. Без этого он не мог бы выполнить свою задачу. Подлинная информация стоила дороже всего. Иногда, как в данном случае, – дороже жизни самого медиума…

Муса поведал хозяину даже о том, о чем сам не подозревал. Например, о человеке, направлявшемся в федеральную тюрьму для проведения инспекции. Чиновник за пределами Блокады – это почти всегда крайне уязвимый мозг…

Школьник позволил себе немного расслабиться. Теперь он знал, на кого сделает очередную ставку и каким будет следующий ход. Он поменяет фигуры местами. Кажется, это называлось «рокировкой». В терминах глюка – пересадкой матрицы.

Школьник презирал шахматы. Глядя на доску, он никогда не мог преодолеть искушения манипулировать шестнадцатью ферзями одновременно.

* * *

Боль становилась доминирующей. На фоне ее ослепительных вспышек сливался с неразличимым эмоциональным фоном даже страх. Последнее, худшее воспоминание Мусы: неродившийся семимесячный ребенок, которого привез в рюкзаке человек на мотоцикле, – окровавленный и мертвый зародыш, плывущий по воздуху в руки Дьякона; краткий ритуал жертвоприношения; лысый негр за рулем заляпанного грязью лимузина… Кусочки абсурдной мозаики, сложить которые у медиума не осталось времени. Это сделает за него хозяин. А сейчас главное – сохранить пальцы, охваченные холодным огнем…

Сквозь размытые контуры ускользающего прошлого проступило неотвратимое настоящее: пятно огня, дрожавшего в камине; потолок плавучего металлического гроба; мужчина-мальчик в кресле-качалке – щенок, которого при других обстоятельствах Муса мог бы задушить одной рукой… если бы сумел приблизиться к тому хотя бы на метр.

Потом он опустил взгляд ниже и обнаружил толстую иглу, торчавшую из вены. Одноразовая система для переливаний была заполнена кровью. Во время транса проклятый сопляк выкачал из него не меньше полутора литров. Теперь Муса чувствовал мучительную слабость, головокружение; все, что он видел, было зернистым, как на плохой фотографии…

Но откуда взялась эта боль, вгрызающаяся в нервы в унисон с колебаниями кресла? Он с трудом поднес пальцы к лицу – суставы были раздавлены; на ладонях остались багровые следы от полозьев. Хуже всего, что он не помнил, где и когда так сильно пострадали его кисти. Впрочем, через минуту и это перестало иметь какое-либо значение…

Школьник нажал длинным ногтем какую-то кнопку на пульте дистанционного управления. Он выглядел слишком утомленным для того, чтобы встать. Оказывается, пульт все время валялся под его тощей задницей…

Муса догадался: за ним пришли. Он не расслышал чужих шагов – пульсирующий шум в голове был единственным достоверным звуком. Кто-то выдернул иглу из вены. Двое «Сплавщиков» поставили его на ноги и выволокли наружу.