Солнце садится на Западе

В оставшуюся половину дня я Джейка так и не встретила. Но той радости и счастья от осознания того, что он был здесь, было достаточно, чтобы мой день был прекрасным. Я вернулась назад к четырем. Альберта все еще была дома и усиленно убиралась на кухне. Сложилось ощущение, что она вообще из этой кухни и не выходила. Какое-то еле уловимое, такое знакомое чувство внезапно пришло ко мне. Мне вдруг показалось, что где-то я это все уже видела, что эту картину я хорошо знаю. Но день был хороший, настроение тоже, и я не заострила на таких мелочах никакого внимания. Ужин был по расписанию в шесть. Альберта нервно постучала в мою дверь и сказала, что все готово. Я спустилась вниз и тут поняла, что этот ужин был только для меня. Никого за столом больше не было. И только одинокая тарелка с пустыми макаронами ожидала меня на кристально вымытом, сиявшем от какой-то неприятной и навязчивой чистоты, столе. Альберта нервно присела на стул напротив, похоже, следя, чтобы я ничего мне неположенного ненароком не трогала. Все так же возбужденно и нервозно она предложила мне чаю. Я согласилась. Она налила, поставила на стол кетчуп и еще какой-то неизвестный мне соус. И вернулась обратно на свое место, тревожно сверля меня взглядом. Было некомфортно. Нет, меня не смущали макароны, по медицинским показаниям я все равно была на диете. О чем заранее сообщила и Альберте. Так вот, возвращаясь к макаронам, их присутствие в моей тарелке совсем не расстраивало меня. Скорее, наоборот, утешительно уверяло, что мне не грозит умереть от приступа панкреатита. Диета была в то время проблемой, проблемой большой, но я легко с этим справлялась, живя в общежитии. О невозможности готовить самой, проживая в семье, меня не предупредили. Но проблемы я привыкла решать по ходу их поступления. И считала, что со всеми людьми на этой планете, кроме моей мамы, конечно, возможно прийти к компромиссу и договориться. Да и все это казалось таким мелким, незначительным и неважным по сравнению с тем, что я была здесь. Я приехала. Он был здесь. В конце концов, мама с ее вечным рабством была далеко. Об остальном я особенно много не думала.

Так вот… ужин… макароны… Чтобы не чувствовать себя так некомфортно, я завела разговор. Несмотря на некоторую нервозность и странность, Альберта общаться хотела. Создавалось впечатление, что ее никто в этом доме не замечал. Семья состояла из мужа и двух дочерей, примерно моего возраста. Они так же жили в этом доме, но муж, по ее словам, был еще на работе, и дочери возвращались домой позднее. Если быть краткой, я сделала вывод, что вся семья, включая их кошку, обычно ужинает позже, именно поэтому мне лучше поесть сейчас, чтобы к приходу остальных уже закончить. Прожевав макароны и запив их чаем, я поспешила удалиться в свою комнату. Но я привыкла пить много чая, чашка была для меня маловата, и потому перед уходом я машинально потянулась за чайником, чтобы налить еще и забрать свой чай с собой. – «Не трогай чайник!!», – не успела я дотронуться до него, завопила Альберта. «Я сама тебе налью, сама. Вот, – нервно доливая в мою кружку чай, продолжала она. – И не трогай никогда чайник без моего присмотра. Вообще ничего на кухне сама не трогай. Я сама тебе буду все давать, только я!».

«Хорошо…», – растерянно протянула я и пошла в свою комнату. Не очень-то дружелюбно с ее стороны. И странная она какая-то. И эта кухня, чайник… Но к странностям я привыкла. И решив сильно не зацикливаться на случившимся, я легла спать.

Утро пришло так незаметно, как только могло. Вообще, я недолюбливаю, нет… скорее не люблю, ладно, честно сказать – ненавижу ранние подъемы. И особенно, если к какому-то точному времени нужно успеть на завтрак. Я встала действительно рано. Ванная была мне нужна. Привычка принимать душ по утрам вполне может стать и дурной, если ванную нужно делить со всеми. Утро было раннее, но утро было кембриджское. Это грело. К тому же у Альберты была просто шикарная, огромная, белоснежная, сияющая, идеально отмытая и отчищенная ванная. Я залезла в нее и включила душ. Душ был прекрасен. Теплые струи воды мягко согревали, заменяя так рано оставленное одеяло, сквозь жалюзи можно было смотреть в окно, за окном был сад. Там было зелено. Все росло, цвело и развивалось. Я не могла оторвать глаз. Так было здорово. Это было как оказаться внутри картинки из календаря, которые вешают на стену. Как оказаться в каком-то волшебном фильме, про маленьких эльфов и гномов, как улететь в Альпы. Я радовалась. Где увидишь такое в серой тусклой Москве. Ну, может быть, где-то и увидишь, но не в моей жизни, точно. Вода стекала по плечам. И я вдруг заметила, какая я худая. Московская нервотрепка бесследно не прошла. Тонкие руки, живот почти впал, видны ребра, на ноги неприятно смотреть. Стало немножко страшно и жалко себя. Нужно нормально есть, подумала я. Чем все это кончится? …Но чем бы ни кончилось, я уже здесь. И это так здорово! Это такое волшебное счастье! И несмотря на все сложности, оно абсолютно точно того стоило.

Грубый голос Альберты оборвал мои мысли.