Живу я довольно замкнуто, и за эти годы ни с кем не сошелся так, что мог бы назвать его другом, - как были у меня друзьями Стас, Николай, Юра Садок, Ловец. Николая, кстати, как и Стаса, тоже уже нет в живых. И, как Стас, он похоронен в цинковом гробу. Только Стаса в таком гробу увезли из Москвы, а Николая привезли. Каток, о котором он так много думал, наехал на него слепой автоматной очередью то ли чеченского боевика, то ли бойца федеральных войск и прокатился по нему с такой беспощадностью, что напарник-журналист привез в госпиталь то, что уже не могло быть ничем: ни ковриком, ни тряпкой для мытья полов. На похоронах вдова, рыдая, обвинила в смерти Николая меня: "Из-за вас он поехал туда! Я его не пускала, а он мне: долг надо отдать!" Это случилось вскоре после того, как ряженый разорил Ловца, и вот с той поры я живу с чувством, что какой-то частью того катка был я.
С Ловцом мы переписываемся по электронной почте. В Канаде он не стал никаким хозяином; неожиданным образом он оказался востребован в своей профессии инженера-путейца. Английский, полученный в свою пору в московской спецшколе, позволил ему подтвердить советский диплом, и профессия занесла его в город срединной Канады, о котором я никогда прежде не слышал Виннипег. Это даже и не сам Виннипег, а где-то под ним, какой-то маленький городишко, возможно, что-то типа моих Клинцов, а наверно, и меньше, но Ловец доволен, пишет даже, что счастлив, дорожит своим местом, познакомился с несколькими семьями выходцев из России и вроде на одной юной представительнице какой-то из этих семей собирается жениться.
Юра Садок по-прежнему работает музыкальным редактором на телевидении, только перешел на другой канал. Мы с ним не видимся, у меня и нет такого желания - увидеться, а то, что он по-прежнему работает музыкальным редактором, я знаю из титров, сопровождающих передачи канала.
Стоит, пожалуй, сказать и о всех других, что у них и как, - то, во всяком случае, что мне известно.
Больше всего мне известно о Лене Финько - хотя бы потому, что совсем недавно мне пришлось давать показания в прокуратуре после покушения на его жизнь, и еще я ездил навещал его в больнице, где он лежит в нейрохирургии, лечась от последствий черепно-мозговой травмы. Леня оказался прекрасным предпринимателем, он сумел при помощи скидок набрать себе кучу клиентов; куча клиентов требовала кучи сотрудников, но Леня, являясь единоличным распорядителем финансов, считал, что регулярные денежные выплаты положены лишь ему самому. Следствие выдвигает на роль подозреваемого одного его сотрудника за другим, но в агентстве Леню так все ненавидели, что, получается, мотивы совершить покушение были почти у каждого. Бизнес Лени разрушен: какому клиенту захочется ждать, когда хозяин рекламной фирмы встанет наконец с больничной койки, - все уже, естественно, разбежались по другим конторам. "Сань, давай начнем заново, - уговаривал меня Леня, когда я навещал его в больнице. - Я многое осознал, я теперь другой, давай начнем!" Но я уже не верю ему, не хочу иметь с ним дела, да у меня и совсем другие планы - я отказался.
У кого все роскошно - это у Долли-Наташи. Она выпустила еще два диска, к которым, само собой, я уже не имею никакого отношения, выступает в сборных концертах с самыми известными именами и дает сольные концерты, которым всегда сопутствует обильная реклама. В отзывах о ней положено писать такие слова, как "высокий профессионализм", "высокие чувства", "истинный драйв", "подлинное наслаждение". Судя по определенной однообразности эпитетов, все они откованы в одном месте и раздаются оттуда вместе с благодарностью за их неукоснительно точное использование. Она сказала, что будет звездой, и стала ею, одним словом - знаменитостью, или, как теперь пишут в журналах на американский манер, celebrity.
Вадик все так же играет в ее группе. Иногда он мне звонит; так, по телефону, мы с ним в основном и общаемся. Он часто расспрашивает меня о Ловце, но я подозреваю, что тут может быть некий интерес Долли-Наташи, и стараюсь о Ловце с ним не говорить.
Что до Бочаргина, то он, видимо, снова провалился в андеграунд и обитает в том, привычном для себя мире. После успеха диска, что спер у меня, он выпустил еще один - уже свой, натуральный, - и получил за него повсеместный сокрушительный разнос. Несколько этих разносных рецензий попались мне на глаза - надо сказать, читая их, я испытал чувство отмщения.
Боря Сорока как занялся после дефолта торговлей радиотехникой, так и торгует ею. Несколько недель назад мы по его просьбе встретились в кафе "Subway" на Пушкинской площади, он жаловался, что торговля идет вяло, и спрашивал, не могу ли я по старой памяти помочь с джинсовой рекламой его магазина на телевидении. Я вынужден был ответить отказом: у меня на телевидении теперь никаких связей.