Солнце сияло

- Да, - подтвердил груздь из корзины таким голосом, будто внутри его не раздирало от нетерпения услышать то, ради чего он оказался в этой корзине, и важнее всего были для него гастрономические переживания, дарованные ресторанной кухней.

- Это совсем другое дело, как у вас. Тут прежде всего необходимо доказать авторство. Иначе говоря, идти в суд. А потом, когда суд признает ваши права, уже и требовать возмещения убытков. Гонорар, компенсацию за моральный ущерб. РАО на данном этапе ни при чем. Как мы можем быть уверены, что это действительно ваша музыка?

Получалось, Вадик сказал мне все верно. Черт побери, и чтобы услышать подтверждение его словам, нужно было тащиться сюда и слушать его рассказы о деде-герое времен Отечественной?

- Хорошо, - тем не менее проговорил груздь, старательно демонстрируя, как он внутренне спокоен и важнее гастрономических переживаний для него ничего нет. - Но РАО может мне помочь с адвокатом?

- Безусловно, - согласился внук генерала-героя. - РАО помочь может. Он вытащил изо рта зубочистку с висевшим на ее острие увесистым шматком мяса, с восторгом осмотрел его, бросил зубочистку на тарелку и, взяв из хрустального стаканчика другую, погрузился в прежнее занятие. - Но только вам следует хорошенько подумать. Адвокату ведь нужно платить. И платить прилично. Стоит ли овчинка выделки? Едва ли, Саша, вы окупите свои затраты на адвоката. Даже так: только протратитесь.

- И что же мне? - спросил груздь. Наверное, на этот раз не слишком хорошо справившись с голосом и выдав свои чувства.

- Быть впредь осторожней, - сказал внук генерала-героя. - Все, что реально могу вам порекомендовать. А там смотрите.

- Прошу вас, - появился около стола официант, опуская перед нами каппучино, стоявший над чашкой рыжей каракулевой папахой.

Кофе мы выпили в молчании. Груздь все понял, у груздя больше не было вопросов. А нужный мне человек все сказал. Не мог сказать это там, у себя! Или ему нужна была компания для ресторана?

Зачем я нужен был ему в ресторане, выяснилось, когда нам принесли счет. Официант принес его в таком же громадном складне, что и меню, хотел было положить посередине стола, но, уже кладя, передумал и поместил поближе к моему сотрапезнику. Тот вел себя завсегдатаем, заказывал и распоряжался, кому и было предъявлять счет.

Официант ушел, оставив нас наедине с удовольствием знакомства со счетом, и внук генерала-героя, взяв складень, протянул увесистый вольюм мне.

- Думайте что угодно, дружище, - сказал он, - но платить придется вам. Я без денег.

Я посмотрел ему в глаза. Он спокойно выдержал мой взгляд, не отведя глаз. Они смотрели ясно, чисто и благостно. Последнее, наверно, являлось следствием трехсот граммов "Хеннесси".

Ну и что бы кто сделал на моем месте? Я заплатил. Я посчитал этот обед гонораром за полученную мной консультацию. А кроме того, внук генерала-героя наглядно продемонстрировал мне мои возможные траты, решись я на судебную тяжбу.

В тот день к вечеру я весь пошел красными пятнами. Они вылезли у меня на лице, груди, бедрах, руках, ногах - везде, не минув и соловья. Вся эта прелесть невыносимо чесалась, за неделю, что они меня украшали, заставив безвылазно сидеть дома, я едва не двинулся умом. Тина назвала это идиосинкразией на человечество.

Как бы там ни было, с той поры, стоит по мне прокатиться какому-нибудь катку, вместо того чтобы стать плоским, я немного спустя неизбежно покрываюсь этими красными пятнами, - и неделя жизни из жизни выброшена.

- На вот, познакомься, - бросила мне Тина изжеванно-мятую, откровенно побывавшую во многих руках газету, в которой по типу верстки я тотчас опознал "Московский комсомолец". - Увидела у одной на работе, отобрала.

Не понимаю, зачем она дала мне эту газету. Правильнее, по-моему, было бы не давать. Даже не сообщать о том, что там написано. Никакого знания все это мне уже не могло добавить.

Я взял газету и развернул, как указала Тина, на последней странице. Страница была отдана выпуску "Звуковой дорожки". В этой "дорожке" раз в неделю "Московский комсомолец" писал обычно о всяких музыкальных группах: кого-то хвалил, кого-то шкурил. Еще там часто встречались интервью. В выпуске "Звуковой дорожки", напечатанной в номере, что я держал в руках, интервью давал Бочаргин. По поводу выхода нового диска своей группы, по поводу своего выхода из подполья; главное же, в комментариях интервьюера давалась оценка собственно диску, и это была самая восторженная оценка. Не знаю, оплачивал Бочаргин это интервью или нет, но если даже и оплатил, автору интервью не было никакой надобности расхваливать диск в таких эпитетах.

- Юра, - спросил я без всяких вступлений, дозвонившись до Юры Садка, если я подаю в суд на Бочаргина, ты подтверждаешь в суде, что это моя музыка?

С того раза, как я позвонил ему с известием о Бочаргине, мы с ним больше не разговаривали. Не виделись, и ни я не звонил ему, ни он мне. То, что не звонил я, было неудивительно: что мне было звонить после его странной, вялой реакции на мое сообщение, но почему лег на дно, как подводная лодка, и никаких позывных, он?