Солнце слепых

Она была слепоглухонемой от рождения. Для окружающих – почти неодушевленный предмет. Она была лишена всякой радости. Себя саму она постигала в абсолютной темноте чувств, в полной изоляции от всего. К счастью, нашелся человек, который помог ей выйти к людям. Это был врач, а по большому счету – Учитель. С его помощью она постигла мир, она отделила в нем дневных бабочек от летучих мышей, она услышала в нем цвета, она увидела в нем звуки, она испила обжигающие душу слова. Она научилась понимать мир людей, многие из которых разучились его даже ощущать. Окончила школу, институт, защитила диссертацию. И в минуты озарения писала стихи о солнце, ласточках над кручей реки, облаках на горизонте – да так ярко и светло, будто тянулась к ним не из топи бесчувствия, а любовалась ими с горной кручи, на которую дано взлететь только сильному духу!

– Я видел ее, – сказал Дрейк, и внучка поверила ему, так как глаза деда в этот миг светились восторгом.

«А ведь это же самое сделала Фелицата со мной! Я был точно такой же, слепоглухонемой, и остался бы им на всю жизнь, если бы не она!»

Глава 46. Кто выигрывает в споре, тот проигрывает жизнь

Дрейк с Машей сидели на набережной. Маша ковыряла мороженое, потягивала коктейль, дед цедил пиво, бросая в кружку по два-три кристаллика соли. От кристаллика соли, идущего ко дну пивной кружки, точно такой же след, как в океане от корабля. Оба молчали. Нева несла перед ними широкие воды свои. Эти серые и, казалось, глубокие воды наполняли их сердца неким скрытым от них смыслом и вселяли надежду непонятно на что. Они оба чувствовали это и в себе, и друг в друге. И именно этот скрытый смысл и непонятная надежда давали радостно-горькое ощущение бескрайности жизни.

– Федя? Феденька? – послышалось сбоку.

Дрейк посмотрел налево. За соседним столиком сидела благообразная старушка с седыми буклями, в очках. Довольно милое, хоть и скромное платье было ей к лицу, отметила Маша. Дрейк молчал, он вдруг забыл все слова.

– Федя! – произнесла дама. – Не узнаешь?

– Почему же? – откашлялся Дрейк. – Узнаю.

Дрейк встал и жестом пригласил Катю за столик.

– Машенька, возьми… тебе мороженое?.. возьми мороженое.

«Не до нас ей, жизни торопливой, И мечта права, что нам лгала.– Все-таки когда-нибудь счастливой Разве ты со мною не была?» – сами собой припомнились строки, которые он читал сам себе целый год после того, как они расстались. Вернее, Кате, которая осталась в нем.

– Разве ты со мною не была? – невольно произнес он вслух.

– Была, – ответила Катя. – Как живешь, Федя?

– Ты хочешь сказать: как жил? Как жил, так уж не живу.

– Ты по-прежнему мрачен. А я на пенсии, Федя. Тридцать семь ролей отбабахала. А самую важную, как оказалось, и не сыграла – саму себя! Да-да, Феденька, тридцать семь ролей! Зачем они мне? Только сейчас поняла, что они растащили меня, не позволив ни разу остаться самой собой.

– Это ты сейчас так говоришь. Нужны были, раз играла.

– В этом числе, конечно, есть своя прелесть, в нем столько еще молодости… Его я похоронила семь лет назад, – видимо, на лице Федора был вопрос, и она ответила. – Детей, Федя, нет. Внучка? – обратилась она к молчавшей Маше. – Ну да. Да-да, Маша?

– Да, Маша. А вы Екатерина Александровна?

Душа – геометрическое место точек, равноудаленных от органов чувств. И если любой из этих органов в любой своей точке вдруг почувствует боль, боль эта тут же отдается в душе.

Катя вопросительно взглянула на Федора. Тот кивнул ей головой: мол, рассказал, что ж тут такого? Он невольно обратил внимание, как часто Катя произносит его имя.

– Я вас себе именно такой и представляла, – сказала Маша.

– Старой?

– Нет, такой. Я помню, конечно, вас по тому вечеру.

– Да, помню, шумно было… Весь вечер орали и били в сковородку. В театре всегда есть такие.

– Где живешь, Катя?

– На Вознесенском, Феденька. Дом старый. Скоро сто пятьдесят лет. Я себя в нем чувствую вполне молодой. Окна в дворик. Три дерева, кошки, голоса до утра. Что примечательно, Федя, совершенно не слышно шума проспекта. Магазин в соседнем доме. Две комнаты. А вы, Маша, работаете? Учитесь? Какая она у тебя, Федя, славная!

– Работаю. В фирме одной. В Пушкине.

– Каждый день ездите?!

– У меня машина.

– Вы совсем не похожи на секретаршу.

– А я и не секретарша. Я исполнительный директор.

– Да? – удивилась Катя. – А сколько вам лет?

– Двадцать пять.

– Как бежит время! Как оно бежит, боже мой!

– Как? – спросил Федор.

Катя ничего не ответила.

– Поехали в парк Победы, – предложила Маша. – Покатаемся на лодке. Я буду грести. Я люблю грести.

– Лучше бродить парком, нежели душою, – сказала Катя.

В парке они взяли напрокат лодку. Катя уселась на корме. Федор на носу. А Маша с веслами, между ними. Невольно все замолчали, поддавшись очарованию уходящего дня. Федор вспомнил вдруг тот золотой день, когда они всей семьей скользили в лодке куда-то вдаль, туда, где, казалось, нет никакой пристани. Ее там и не оказалось…