Солнце слепых

Он проводил Изабеллу до дома, она жила недалеко от университета, подождал, когда за ней на втором этаже закроется дверь и, счастливый, направился в общежитие. Поглядел на себя в зеркале, понравился сам себе здоровым румянцем и слегка шальными от бессонной ночи глазами и упал на койку. Все уже спали.

Спал он недолго, проснулся и до света думал о Изабелле. А когда забрезжил свет, в полудреме, как это часто бывало у него в последнее время, облик Изабеллы вдруг сменился обликом Фелицаты (а может, слился с ним?), отчего стало томительно и тревожно в груди.

Ему казалось, что он долго-долго идет босиком по песку, потом по шлаку, подходит к дому Вороновых, медленно открывает дверь в воротах, поднимается на крыльцо, стучит в дверь. Выходит мать Фелиции, похожая на повзрослевшую Изабеллу. Он спрашивает у нее, где ему можно найти в Воронеже Фелицию, не Изабелла ли она? Мать странно смотрит на него и, коротко спросив: «А зачем?» – вежливо, но непреклонно выпроваживает его вон и закрывает за ним двери в воротах на засов.

Глава 26. Портреты на стенах

В дверях деканата Федор столкнулся с Челышевым буквально лоб в лоб.

– Ты чего носишься так? – спросил Дерейкин, почесывая лоб.

– Тебя искал, – ответил Борис. – На свою голову.

Они вышли из деканата и направились в аудиторию на консультацию.

– Подготовился? – спросил Борис.

– Чего там готовиться? Учебник с конспектами полистал, и вся готовка!

Челышев покивал головой. Он знал цену отличным отметкам и настоящую цену студенческой браваде. Ему, как и Дерейкину, учеба давалась легко, но сама легкость доставалась тяжело, как посмеивалась Изабелла, «невидимой миру зубрежкой».

– Тебе от Беллы привет.

– Спасибо. Ей тоже.

В аудитории они сели рядом, а после консультации вместе спустились в раздевалку и вышли на улицу. День был ясный, горевший на солнце снег выбивал из глаз слезу.

– День-то какой! – прищурился Челышев. – А вон и Белла.

Федор резко обернулся и увидел ее глаза, одни только глаза, словно они одни и были на свете.

– Привет, механики! Чего задержались?

– Не озябла? – заботливо спросил Борис.

Федора удивила такая чувствительность. В семье Дерейкиных было не до сантиментов.

– Нет, – ответила девушка, не попадая зуб на зуб. – Но горячего чайку выпью с удовольствием.

– Айда к нам! – пригласил Борис Федора и, заметив его нерешительность, взял за руку.

У Челышевых была четырехкомнатная квартира с просторным холлом и огромной кухней, на которой все собирались вечером за ужином. Дерейкин впервые увидел такое жилье в городе. Он полагал, что в Воронеже люди больше заторканы в бараки, общаги да коммуналки.

– Вот это моя комната, это Беллы, папин кабинет, а там спальня родителей, – как-то очень тепло сказал Борис.

– Папа у нас часто по командировкам ездит, и дома любит мир и покой, – сказала Изабелла. – Хотя сам такой заводной! Петь любит! Он сейчас на Урале.

В голосе ее Федор услышал любовь, и ему стало грустно при виде квартиры, в которой нельзя было не любить и не заботиться друг о друге. Нет, решил он, не так. Скорее наоборот: раз они все так любят друг друга, им и квартира за это такая. Эх, давали бы квартиры по любви!

Чай внакладку Федору показался чересчур сладким и вторую чашку он пил вприкуску. Чай в фарфоровой чашечке имел совсем другой вкус, он словно приобретал прелесть и тонкость самой чашки. Федор выпил и повертел полупрозрачную чашечку в руках, разглядывая узор и клеймо фирмы.

– Это наш семейный фарфор, – сказала Изабелла. – Видишь, вот тут написано, что произведено в Валенсии.

– На испанском, – сказал Федор.

– Ты знаешь испанский?

– Немного. Я думал, испанцы на грузин похожи.

– Больше на арабов. Хотя там живут и грузины.

– Да, испанская культура мне напоминает искры, летящие от двух клинков в смертельном поединке.

Борис одобрительно посмотрел на Дерейкина, а Изабелла взволнованно пожала ему руку.

– Да-да, – продолжил Федор. – Христианство и ислам, римляне и арабы, когда они соприкасаются, искры летят. Это даже и не бьющиеся клинки, а два провода под током, когда их соединишь. Искры, и трясет всего.

– Замкнулось на нас с Изабеллой, – рассмеялся Борис.

После зимней сессии Борис и Ольга поженились. Ольга с пожитками переехала к Челышевым, принявшим ее радушно и как свою.

День рождения Изабеллы отмечали 16 февраля. Пригласили Федора.

– Мне кажется, человек, рожденный именно 16 февраля, счастлив, – сказал Федор, подняв бокал с вином. – Счастлив потому, что он всем вокруг приносит одно лишь счастье! За тебя, Изабелла, за восторг, который охватывает, когда подумаешь, что тебе шестнадцать лет! За твое двойное шестнадцать!

Родители с улыбкой переглянулись.

– Да ты, Федя, оратор, – сказала Агнесса Петровна, а Рамон Карлович одобрительно похлопал Дерейкина по руке.

– Спасибо, Феденька, – Изабелла выпила вино.

– А ты, Оля, что не пьешь? – спросил Федор.

– Боюсь, напьюсь и стану буянить, я ведь из Молдавии, там вино, как воду пьют, – сказала Ольга.

– Нас вином тоже не испугаешь, – возразил Челышев. – Я еще помню виноградники, помнишь, Агнесса?