Солнце тоже звезда

Но все равно я стою посреди тротуара с Даниэлем, в день, который почти наверняка станет последним моим днем в Америке. Мое непостоянное, непрактичное, не думающее ни о чем глупое сердце нуждается в Даниэле. Его не волнует, что Даниэль слишком простодушный, что он не знает, чего хочет, или что он лелеет мечту стать поэтом, а эта профессия может привести лишь к жестокому разочарованию и жизни без крыши над головой…

Я знаю, что не бывает никаких «суждено», и все же гадаю, не заблуждаюсь ли. Я сжимаю в кулак ладонь, которой хочу прикоснуться к Даниэлю, и продолжаю путь.

Любовь История химических соединений

ПО МНЕНИЮ УЧЕНЫХ, существует три стадии любви: влечение, романтическая любовь и привязанность. Каждая стадия регулируется особыми химическими соединениями – нейромедиаторами – в головном мозге. На первой стадии – влечении – нами управляют тестостерон и эстроген. На второй стадии – дофамин и серотонин. Когда, к примеру, пары говорят о том, что испытывают неописуемое счастье в присутствии друг друга, – это работа дофамина, гормона удовольствия. Употребление кокаина вызывает такую же эйфорию. На самом деле ученые, которые изучают процессы, происходящие в мозге новоиспеченных влюбленных и употребляющих кокаин наркоманов, разницу между ощущениями найти не могут.

У влюбленных столь же низкий уровень серотонина, как и у людей, страдающих обсессивно-компульсивным расстройством. Они не могут перестать думать друг о друге, потому что в буквальном смысле одержимы.

Окситоцин и вазопрессин доминируют на третьей стадии – привязанности, или долгосрочной связи. Окситоцин вырабатывается во время оргазма и позволяет испытать чувство близости с тем человеком, с которым вы занимались сексом. Он также выделяется в процессе деторождения и способствует формированию связи между матерью и ребенком. Вазопрессин вырабатывается в посткоитальном периоде.

Наташа знает эти факты от и до. Это знание помогло ей пережить предательство Роба. Ей известно: любовь – просто химия и стечение обстоятельств.

Тогда почему же ей кажется, что ее чувства к Даниэлю нечто большее, чем просто химия?

Даниэль

МЕНЬШЕ ВСЕГО НА СВЕТЕ мне хочется идти на это собеседование. И все же уже почти одиннадцать часов, и, если я хочу туда попасть, мне надо спешить. Мы с Наташей так и идем молча с того самого Момента. Я бы и рад назвать воцарившуюся тишину уютной, но это не так. Мне хочется заговорить с ней об этом Моменте – но кто знает, почувствовала ли она то же, что и я. Она однозначно в такое не верит.

Средний Манхэттен отличается от той части города, где мы встретились. Здесь больше небоскребов и меньше сувенирных магазинчиков. И люди здесь ведут себя иначе. Это не туристы, которые прогуливаются по улицам ради удовольствия или закупаются сувенирами. Никаких восторгов, созерцания достопримечательностей или улыбок. Эти люди работают в небоскребах. Я совершенно уверен, что мое собеседование состоится где-то здесь.

Мы продолжаем идти и молчать, пока не оказываемся перед гигантским, чудовищным сооружением из бетона и стекла. Меня искренне удивляет, как люди дни напролет проводят в таких местах, занимаясь тем, что не любят, работая на людей, которые им не нравятся. Профессия врача, конечно, кажется лучшей долей в сравнении с этим.

– Вот мы и пришли, – произносит Наташа.

– Могу подождать тебя снаружи, – предлагаю я, словно всего лишь через час с небольшим у меня не назначена встреча, которая решит мою судьбу.

– Даниэль, – говорит она строгим голосом, который в будущем будет использовать как метод воздействия на наших детей (конечно же, она сторонница строгой дисциплины). – У тебя собеседование, а у меня… вот это. Сейчас нам пора попрощаться.

Она права. Может быть, я и не желаю себе то будущее, которое нарисовали для меня родители, но других идей у меня пока нет. Если я задержусь здесь, мой поезд сойдет с рельсов. Вдруг я осознаю, что этого, возможно, я и хочу. Может быть, чувства, которые я испытываю к Наташе, – лишь предлог для того, чтобы пустить этот поезд под откос. В конце концов, мои родители никогда не одобрят наш союз. Она не только не кореянка, она еще и чернокожая. Они ни за что ее не примут. Вдобавок ко всему я ей не нравлюсь. А любовь – не любовь, если она не взаимна, верно?

Я должен уходить. Я собираюсь уходить. Уже иду.

– Ты права, – говорю я.

Она удивлена и, кажется, даже слегка разочарована, но что это меняет? Она же сама этого хотела. Или нет?

Наташа

Я НЕ ОЖИДАЛА ТАКОГО ответа и не ожидала, что почувствую разочарование, но я, черт возьми, его чувствую. О каких романтических отношениях может идти речь, если я больше никогда не увижу этого парня? Мое будущее решится через пять минут.

Мы стоим недалеко от раздвижных стеклянных дверей здания, и всякий раз, когда кто-то проходит через них, меня обдает прохладным воздухом из кондиционированного лобби. Даниэль протягивает мне руку, но тут же быстро ее убирает.

– Извини, – говорит он, краснея, а потом скрещивает руки на груди.

– Ну, я пошла.